Трепет намерения - Энтони Берджесс

За день до того, как пришло это письмо, я получил от Роупера телеграмму: УНИЧТОЖЬ ПИСЬМО НЕ ЧИТАЯ, ПОЖАЛУЙСТА, ВСЕ ОБЪЯСНЮ. Но никаких объяснений не последовало. Вместо этого он пытался искупить грех перед женщиной, которая тогда под луной кричала «Wieder!». Скорее даже перед девушкой, а не женщиной. Ведь Бригитта была еще совсем юной.

4.

До следующей нашей встречи с Роупером прошло достаточно много времени—достаточно, чтобы забыть копченую семгу, ветчинный гробик дядюшки Отто и неприветливость его племянницы. Роупер, перевыполнив предсказанное женой, получил настоящую докторскую степень, а не ту, что была у подохшего сукина сына и недоучки Геббельса. Роупер мне позвонил и по время разговора так жарко дышал в трубку, словно перед ним была одна из эрогенных зон Бригитты. Он сказал, что есть срочное дело. Нужна моя помощь, совет. Я догадывался, в чем дело: «Wieder, wiedеr, wieder». Вот тебе и Мondschein! Я предложил встретиться на следующий вечер в небольшом немецком ресторанчике в Сохо—раз уж он так любит все немецкое. Там доктор Роупер—восходящая звезда среди британских разработчиков дешевого ракетного топлива—совершенно захмелел от игристого рейнвейна и, скуля, стал изливать мне душу. Жена ему изменяет, но он ее тем не менее любит, он дал eй все, на что любая порядочная женщина…

— Скажи толком, что стряслось.

В моем пьяном голосе сквозили нотки удовлетворения. Я это чувствовал, но ничего не мог с собой поделать.

— Я застал его у нас дома, когда пришел однажды вечером, красномордая громила немецкая, без пальто, в расстегнутой рубашке, вся грудь в белесых волосах, расселся с ногами на диване и пьет пиво из банки, я зашёл, а он, смотрю, и в ус не дует, ухмыльнулся только. И она ухмыльнулась.

— В ус не дует… Надо было его вздуть хорошенько и вышвырнуть вон.

— Он профессиональный борец.

— Тогда другое дело.—Я представил себе, как Роупер висит на канатах, оплетенный, как в детской игре «в веревочку», похожий на замотанное распятие.—Откуда он взялся?

— Нам пришлось купить дом в довольно мерзком районе, ведь в Лондоне сейчас в приличном месте жилья не найдешь, однако…

— Вы уже давно в Лондоне?

— Конечно.—Он посмотрел на меня так, словно о его переезде в Лондон трубили все газеты.—Словом, были сложности, но Университет мне помог. Уж очень нам надоело жить в квартире; Бригитте хотелось, чтобы дома она, как настоящая Englische Dame[37], поднималась и спускалась по лестнице.

— При чем тут борец?

— Однажды мы зашли в Ислингтоне в пивную и увидели эту сивую гориллу, которая изъяснялась на английском с сильным немецким акцентом. Бригитта сразу заговорила с ним о Heimweh, так у них называется ностальгия. Бедняжка истосковалась по Германии, по немецкому языку, а он к тому же, как выяснилось, родился в тридцати километрах or Эльмсхорна. Так вот мы и встретились. У него тут какой-то контракт на выступления. Жаловался, что ему здесь очень одиноко. На вид —настоящий громила.

— Что ж ты хочешь—борец…

— Видел бы ты его мерзкую рожу! Тем не менее, мы отправились к нам ужинать.—Роупер, очевидно, полагал, что людей непривлекательных никуда приглашать не следует.—И ужасно, ну просто непроходимо туп, а на морде—сияющая улыбка.

— Немудрено, после такого-то ужина!

— Нет, у него все время рот до ушей.—Кажется, сарказм и ирония доходили теперь до Роупера не лучше, чем до его жены.—И жрет как лошадь. Бригитта не успевала подкладывать ему хлеб.

— Словом, Бригитте он приглянулся. Роупера затрясло.

— Приглянулся! Хорошо сказано! Однажды я пришел с работы поздно вечером, усталый и—сказать себе, что я увидел?

— Скажи.

— Увидел их в постели,—почти выкрикнул Роупер. Руки у него нервно задергались, он схватил рюмку и опрокинул в себя тряско-искристый рейнвейн. Тяжело вздохнул и громко—привлекая внимание соседей—повторил:

— Да, да, в постели. Все его вонючие мускулы так и ходили—с наслаждением ходили, — а она под ним орала: «Schnell, schnell, schnell!»[38].

Одинокий немец-официант бросился, было на зов Роупера, но я остановил его жестом и, взглянув на Роупера, протянул:

— Вот тебе на…

— Вот именно на… Даже этот ублюдок понимал, что участвует в чем-то мерзком и против обыкновения не ухмылялся. Схватив одежду, он полуголый выскочил из квартиры. Казалось, он ждал, чтоб я его хорошенько треснул.

— Вот и надо было,—посоветовал я (надо сказать, не слишком обдуманно).—Что ж, значит, отмучился… Я, кстати, с самого начала был уверен, что из вашего брака ничего не получится.

Роупер облизнул губы. Чувствовалось, что его волнение во многом объясняется чувством стыда.

— Тем не менее получилось,—пробормотал Роупер.—Конечно, я ее не сразу простил… Но, понимаешь, когда я увидел их в постели… Я хочу, чтобы ты меня правильно понял… Это как бы придало нашей семейной жизни совершенно новый характер.

Я его правильно понял. Ужасно, конечно, но жизнь есть жизнь. И семейная тоже.

— Ты хочешь сказать, что, хотя ты пришел домой усталый, вы все-таки…

— Да, и она чувствовала себя виноватой.

— Неужели? Признаться, если бы я застал свою жену…

— Тебе этого не понять.—В пьяном голосе Роупера на мгновение послышались довольные нотки.—Ты не женат.

— Ну, хорошо. Так что все-таки тебя беспокоит?

— Вообще-то это длилось недолго,—пробормотал Роупер.—Пойми, я допоздна работал, недоедал. Консервы вызывали у меня расстройство желудка.

— Консервы были не так уж плохи.

— Да, конечно.

Между тем нам подали Kalbsbraten[39]и Obsttorte[40]. Роупер был в полном отчаянии. Словно собирая силы перед окончательным поражением, он опустошил свои тарелки и машинально принялся за мои.

— Оказалось, что я слабак, оказалось, что со мной можно спать только в прямом смысле слова. Оказалось, это я организовал еврейский заговор, в результате которого погибла Германия.

— Она совершенно права. Как-никак, ты был «британским союзником».

— Но я осознал свою вину,—безнадежно проговорил Роупер.—Она это знала. Однако спустя некоторое время сивая горилла появилась снова.

— Значит, какой-то перерыв все-таки был?

— Он ездил бороться на континент. Нo теперь вернулся и выступает в лондонских предместьях.