Мой ответ - нет - Уилки Коллинз

— И как вы ответили ей? — спросила Эмили.

— Я не мог доставить ей никаких сведений.

— Позвольте мне сообщить вам эти сведения, мистер Моррис. Я лишилась своих родителей.

— Давно ли умер ваш отец?

— Около четырех лет, — ответила девушка. — Это был самый великодушный человек на свете; миссис Рук, может быть, спросила о нем из признательности. Может быть, он был добр к ней когда-то — и она помнит это с благодарностью. Как вы думаете?

Албан не мог согласиться.

— Чем более я думаю об этом теперь, тем более мне кажется, что она ничего не знает о вашей семейной истории. Скажите, а когда умерла ваша мать?

— Так давно, — ответила Эмили, — что я даже не помню. Я была в младенчестве в то время.

— А между тем, миссис Рук спросила меня — живы ли ваши родители. Одно из двух, — продолжал Албан, — или тут есть какая-нибудь тайна, которую мы не можем надеяться узнать теперь, или миссис Рук говорила наудачу, чтобы узнать: не родня ли вы какому-нибудь мистеру Брауну, которого она когда-то знала.

— Кроме того, — прибавила Эмили, — следует вспомнить, что моя фамилия очень распространенная, и легко можно ошибиться. Мне хотелось бы узнать, точно ли о моем милом отце думала она, когда говорила с вами. Как вы думаете, могу я это узнать?

— Если миссис Рук имеет причины скрывать, я думаю, что вы ничего не узнаете, — если только не озадачите ее чем-нибудь.

— Как вас понять, мистер Моррис?

— Мне пришел в голову один способ, — сказал он. — Нет ли у вас миниатюрного портрета или фотографической карточки вашего отца?

Эмили показала ему красивый медальон с брильянтовым вензелем, висевший на ее часовой цепочке.

— Здесь его фотографический портрет, — ответила она, — подаренный мне моей старой милой телушкой в то время, как она была богата. Показать его миссис Рук?

— Вне всякого сомнения. И обязательно проследите за ее реакцией.

С нетерпением желая попробовать опыт, Эмили встала:

— Я не должна задерживать миссис Рук.

Албан остановил ее, когда она уходила. Смущение и нерешимость, уже замеченные ею, опять начали показываться в его обращении.

— Мисс Эмили, могу я попросить у вас одолжения? Я не кто иной, как один из учителей, занимающихся в этой школе; но я надеюсь, что не окажусь слишком настойчивым, если предложу свои услуги одной из моих учениц…

Тут уже он совсем смутился. Он презирал себя не только за то, что поддался своей слабости, но что запинался, как дурак, выражая свою просьбу. Слова замерли на его губах.

На этот раз Эмили поняла его. Тонкая проницательность, давно уже заставившая ее угадать его тайну, о которой она было забыла во всепоглощающем интересе минуты, теперь вернулась, и она в одно мгновение вспомнила, что предостеречь ее Албана побуждало не одно только дружелюбное участие. Он, очевидно, желал присутствовать при ее свидании с миссис Рук. Почему же и нет? Его короткое знакомство с экономкой — не говоря уже об его опытности — могли быть очень полезны ей в непредвиденном обстоятельстве. Может ли он потом упрекнуть ее в жестоком возбуждении ложных надежд, если она примет его услуги? Не дожидаясь, пока Албан оправится, она спокойно ответила:

— После всего, что вы сказали мне, я буду очень вам обязана, если вы поприсутствуете при моем свидании с миссис Рук.

Пламенный блеск глаз, проблеск счастья, вдруг заставивший его помолодеть, были признаками, в которых нельзя было ошибиться.

Содержательница преуспевающей школы мисс Лед гордилась своей щедростью.

Отцы, матери и друзья воспитанниц, навещавшие эту неординарную особу, уносили с собой самые признательные воспоминания об ее гостеприимстве. Особенно мужчины признавали за ней редкое качество в одинокой женщине — ставить на стол вино, о котором ее гости с признательностью вспоминали на другое утро.

Приятный сюрприз ожидал миссис Рук, когда она вошла в дом радушной мисс Лед.

Приехав в качестве доверенной посланной сэра Джервиса Редвуда, которой поручалась самая умная и самая популярная ученица в школе, миссис Рук нашла самый достойный прием. Задержанная на последней репетиции музыки и декламации, мисс Лед тем не менее предложила посетительнице холодных цыплят, ветчину, фруктовый торт и превосходный херес в графине.

Поднимаясь по лестнице, которая вела в дом, Албан спросил Эмили, не может ли он опять посмотреть на ее медальон.

— Раскрыть? — спросила она.

— Нет, я хочу только взглянуть снаружи.

Он посмотрел ту сторону, где красовался вензель, выложенный бриллиантами. Под вензелем была вырезана надпись.

— Могу я прочесть? — сказал он.

— Конечно.

Надпись гласила: «Дорогой памяти моего отца, умершего 30-го сентября 1877».

— Не можете ли вы так повесить медальон, — попросил Моррис, — чтобы та сторона, на которой бриллианты, была снаружи?

Эмили поняла. Бриллианты могли привлечь внимание миссис Рук, и в таком случае, может быть, она сама попросит взглянуть на медальон.

— Вы уже начинаете быть полезны мне, — сказала Эмили, поворачивая в коридор, который вел в приемную.

Они нашли экономку сэра Джервиса за гостеприимным столом. Живительное влияние вина, усиленное жаркой погодой, виднелось в ее раскрасневшемся лице.

— Так вот эта милая девица, — сказала экономка, подняв руки с преувеличенным восторгом.

Албан заметил, что произведенное на Эмили впечатление было таким же неблагоприятным. Вошла служанка убрать со стола. Эмили попросила ее в сторону — распорядиться о своих вещах. Хитрые глазки миссис Рук уставились на Албана с выражением коварной проницательности.

— Когда я встретилась с вами, вы шли в другую сторону, — заметила она. — Я вижу, что привлекло вас назад в школу. Проберётесь в сердечко этой бедной дурочки, а потом сделаете ее несчастной на всю жизнь! Не к чему мисс, торопиться, — сказала она Эмили, которая в эту минуту вернулась. — Поезда на вашей станции похожи на посещения ангелов, описанные поэтом: «Мало и редко». Не удивляйтесь цитированию. Я много читаю.

— Далеко до дома сэра Джервиса Редвуда? — спросила Эмили, не зная, что и ответить женщине, которая уже сделалась для нее несносной.

— О, мисс Эмили, надеюсь вам не будет скучно в моем обществе. Я могу разговаривать о разных предметах, и очень люблю забавлять хорошенькую молодую девушку. Вы находите меня странным созданием? Уверяю — во мне нет ничего странного. Не начать ли мне забавлять вас, прежде чем мы сядем в поезд? Не сказать ли мне вам, каким образом мне досталось мое странное имя?

До сих пор Албан воздерживался. Однако последний образчик наглой фамильярности экономки зашел за границы его терпения.