Холодное сердце, горячие поцелуи - Элли Даркинс

– Итак. – Майя потянулась к нему, давая шанс что-нибудь придумать.

– Печенье сладкое. Хрустящее.

Первое свидетельство будущей победы привело Майю в восторг. Она не знала, с чем они борются, но это не умаляло успеха. Наконец-то Уилл дал ей шанс показать, какое удовольствие можно находить в еде. В ее еде. В ней. Она поднесла руку ко лбу, словно хотела смахнуть эту мысль. «Это здесь совершенно ни при чем. Это для Уилла».

Ему это нужно.

– А с малиной? – Она отчаянно желала, чтобы он продолжил думать в том же направлении, укрепил возникшее между ними понимание, доверие, прозвучавшее в его простых словах.

Уилл откусил еще, медленно прожевал и слизнул капельку крема с нижней губы. Майя затаила дыхание. Казалось, ее влечение к нему притихло, но одно движение языка, скользнувшего по губе, и оно вскипело с новой силой. Она откинулась на спинку стула в надежде, что, отдалившись от него на несколько дюймов, сможет успокоиться и вернуться к мыслям о еде.

Уилл проглотил печенье, закрыл глаза и глубоко задумался. Потом, открыв глаза, наклонился вперед и произнес точно выверенные слова.

– Мне нравится контраст.

Ему нравился контраст. Он съел ее печенье, подумал о его вкусе и выразил то, что почувствовал. Это давало надежду. Свет в конце тоннеля. При первой встрече Майю обидело его пренебрежительное отношение к ее еде и к ней самой, от такого поворота перехватило дыхание. Она с трудом сдерживалась. Но, возможно, не стоило прятаться от растущих чувств к Уиллу. Возможно, их надо холить и лелеять. Если он открывался по отношению к еде, может, что-то менялось и в его сердце?

– Это просто замечательно. – Майя наклонилась к нему.

На ее лице расцвела улыбка. Уилл не смог не ответить взаимностью. «Это не так уж страшно», – сказал он себе, с удовольствием глядя на ее улыбающиеся розовые губы и одобрительный блеск ясных зеленых глаз. И все же то, о чем она просила, оказалось трудней, чем он себе представлял. Уилл знал, что кухня непременно всколыхнет воспоминания о тех счастливых временах, которые он не мог забыть. И станет больно. Но он не представлял, что под ударом окажутся все органы чувств. Каждый запах будет вызывать воспоминания, каждый вкус причинять боль и напоминать о том, что он потерял. Он не сможет избавиться от этого, как бы ни хотел победить.

Каждое слово, сказанное этим утром, казалось очередным шагом по натянутому канату. Если он упадет и Майя выйдет из игры, он лишится возможности работать над проектом «Дом Джулии», а это не вариант. Лучше бы они не давали хоспису ее имя. Если бы не это, он сейчас не сидел бы здесь. Но провалить проект означало подвести ее, а после всего, что она для него сделала, Уилл не мог этого допустить.

Майя сильно осложняла ему жизнь. Не по своей вине. Она не могла знать, почему столь простые вещи так трудны для него, а думать о еде означало вспоминать воскресные обеды за грубым дубовым столом в кухне, дышавшей ароматными парами. Вспоминать о сэндвичах с рыбными палочками, которые Джулия ставила перед Нейлом, его приемным отцом, когда тот приходил с работы. Это означало вспоминать торт с кремом и тринадцатью свечками.

Если сейчас позволит себе сплоховать, допустит малейшую оплошность, ему никогда не видать покоя, который он старался обрести столько лет. Майя просила, чтобы он дал волю своим чувствам, радовался еде, жизни. Для нее это совершенно естественно. Но совершенно невозможно для него.

Уилл взял еще одно печенье, откусил немного. Майя снова с интересом уставилась на него. Ждала. Ему хотелось, чтобы у него получилось, чтобы она видела, что он старается, относится к этому серьезно. Он должен заставить ее увидеть это, если хочет, чтобы она согласилась обслуживать обед. И сколько бы ни говорил себе, что ему все равно, Уиллу нравилось, когда она улыбалась. Казалось, ее улыбка перескакивает к нему на лицо, а вместе с ней передается ее радость. Всякий раз, когда это происходило, ему хотелось, чтобы это случилось вновь. Уилл старался подавить это чувство, спрятать в самом удаленном уголке своего существа, чтобы не могло больше выбраться оттуда, чтобы он больше об этом не думал. Чувства, способные в один прекрасный день обернуться привязанностью, страстью, любовью, несут боль.

– Опишите печенье, – прервав его размышления, велела Майя, будто ничего проще нельзя придумать. – Скажите слово, которое первым придет вам в голову.

Всего одно простое слово. Локти упирались в стол, от этой мысли Уилл опустил лоб на руку. Чтобы не смотреть ей в глаза. Отрешиться от всего. Под напором воспоминаний закрыл глаза. Дом. Место, где он последний раз ел свежеиспеченное печенье. Не его теперешняя дорогая квартира с видом на город с высоты птичьего полета, а скромный одноквартирный домик в пригороде. Единственное место, которое Уилл называл своим домом и куда больше не мог вернуться.

– Не отвлекайтесь, думайте.

Возможно, она считала, что ему нечего сказать, он отчаянно ищет слова. Он же пытался не сойти с ума.

– Просто говорите, что бы это ни было.

Уилл поднял голову и встретился с ней глазами. Неужели она делает это нарочно? Неужели, обнаружив его слабое место, нарочно тычет туда? Однако ее улыбка, теперь несколько потухшая, говорила об искренности. Майя думала, что помогает. В конце концов, она всего лишь делает то, о чем он просил.

В тот день, когда они впервые привезли его к себе домой, Джулия испекла печенье. Уилл не мог противиться этому воспоминанию. Он помнил, как с наушниками в ушах уселся на кухне за стол и поставил перед собой учебник с домашним заданием по математике, прячась за ним. Джулия не пыталась с ним заговорить, выманить из этой добровольной изоляции. Она просто продолжала заниматься своими делами. А когда поставила на стол еще неостывшее печенье и села рядом, он снял наушники и осторожно улыбнулся.

– Не говорите, нравится оно вам или нет, – ободряюще настаивала Майя. – Не надо объяснять, хорошее оно или плохое. Скажите хоть что-нибудь про это печенье.

– Майя, какой в этом смысл? – Уилл понимал, что его голос звучит резко и он жесток. Но выносить это более было невозможно.

Он не мог терпеть эту боль, справиться с воспоминаниями. В обществе Майи все время чувствовал себя на пределе. Казалось, чтобы выдержать ее радостный энтузиазм, требовалось так много энергии, что сопротивляться напору воспоминаний не оставалось сил. В этом не было ее вины, она не нарочно. Правда, это ничего не меняло. Уиллу не хотелось смотреть на нее, когда он говорил эти слова, видеть на ее лице удивление, разочарование и обиду. Но он должен был что-то сделать. Ее доброжелательные слова грозили пустить насмарку пятнадцать лет усилий. Уилл не мог этого допустить.

– Я не вижу никакой пользы в том, чем мы занимаемся. Вы просите, чтобы я описал печенье. Невелика наука, мне кажется.

– Нет. – Первый шок прошел, и теперь ее лицо выглядело хмурым и сердитым. Не без причины.

– Наука действительно невелика. Пару недель назад я даже представить себе не могла, чтобы взрослый мужчина не справился с таким простым заданием. Но когда побывала в вашем кабинете, моя уверенность заметно пошатнулась.