Шиза - Алексей Мальцев

В принципе, совсем еще ребенок. Но, кажется, случилось у нее что-то совсем не детское. Может, парень бросил или изменил. А что – вполне правдоподобно. Застукала его с подругой, сгоряча наговорила гадостей, хлопнула дверью. Потом кинулась за руль, ничего не соображая. Остальное нам известно.

Ситуация – как в кино, но за рабочую версию принять можно.

На этом и остановимся. Пока.

Само собой, настроение с утра – ни к черту. Всю ночь толком не спал, ворочался, прикидывая, как лучше: позвонить, поинтересоваться, как сдала зачет. Или, может, проявить немного самолюбия и характера, выдержать небольшую паузу…

Но у Лекаря, похоже, с настроением еще хуже.

Смотрит на меня исподлобья. Еще бы! Я не оправдал надежд, не выполнил своего обещания. Он все еще в психушке – третий день, как ни крути. Больные его ждут в центре, а мы – не отпускаем.

Судя по дневникам медсестер, держится замкнуто, может часами сидеть, глядя в одну точку. Аппетит плохой, от первого отказывается. Видеокамеры пока тоже не зафиксировали ничего особенного.

Пациенты экспертного отделения даже не подозревают, как много информации в себе несет простое наблюдение за их поведением. Они могут тщательно продумывать диалоги с врачом, репетировать жесты, мимику, интонацию, но прокалываются, как правило, на мелочах, на банальностях.

Истинные шизофреники обычно в общении не нуждаются, глубоко погружены в себя, в свои сверхценные идеи, замкнуты, нелюдимы. То вдруг их «пробивает» так, что, если не вмешаться вовремя, дело может плохо кончиться.

Симулянты же, не подозревая, что находятся «под колпаком», стараются завести знакомства, подкалывают, задирают остальных. Особенно достается от них олигофренам – абсолютно безобидным и добродушным созданиям.

Это так, сноска. Бережкова не касается, поскольку он содержится отдельно от остальных.

– Скажи, Костя, – активно начал я разговор, едва Лекарь уселся напротив меня. – Ты обычно ешь с аппетитом? Особенно когда голоден.

– В последнее время я редко бываю голоден, – задумавшись, как бы нехотя отреагировал он. – Все не до того. То одной больной надо помощь оказать, то другой. То врача вызвать, то меня зовут.

– Что ты любишь есть больше всего?

– Картошку с маринованным луком, и чтобы лука побольше.

– Представь ситуацию: ты проголодался, всегда обедал в час, а тут не получилось – пришлось многим больным помощь оказывать…

– Так и бывает на самом деле, – вставил он. – И довольно часто.

– Но вот наконец выдается свободный промежуток, – я проглотил слюну для убедительности, – можно пообедать. На обед – твоя любимая картошка с луком, ты садишься за стол, картошка дымится… Но тут ты замечаешь, что на столе крошки…

– Ну и что? – усмехнулся он. – Подумаешь, крошки… хм.

– И тарелка не мытая – на ней какие-то разводы.

– Я есть пришел, а не тарелку рассматривать!

– И вилка не очень чистая, вернее, грязная, от нее пахнет чем-то таким… Б-р-р… Отвратительно.

– Илья Николаевич, может, хватит? – он взглянул на меня так, словно я оторвал его от любимой картошки с луком. – Вы же серьезный человек, доктор, а говорите… черт знает что.

– Почему ты не хочешь отвечать?

– Я хочу отвечать, но не на такие глупые вопросы. Вот о чем задуматься не мешало бы, – он поднял вверх запястья, сцепленные наручниками. – Сколько можно?!

– С этим придется пока смириться, – спокойно ответил я.

Что-то подсказывало мне, что гонять Лекаря по «психопатическому» опроснику бесполезно. Он или знал ответы, или чувствовал каждый подводный камень. Нужно было что-то другое, интуитивное, подсознательное.

– Никому нельзя верить на этом свете, – тяжело вздохнул он, снисходительно глядя на меня. – Я вам позавчера, кажется, объяснил, что это омоновцы разбили голову прикладом бедной Олеське Федорчук из шестой палаты, я стоял на коленях и не мог поверить в то, что вижу. Почему меня до сих пор держат среди психов? Про картошку, вилки-тарелки зубы заговаривают?!

– Потому что просто взять и сказать, что ты ни в чем не виноват, в нашем деле маловато. Да ты и сам это прекрасно знаешь. Лучше скажи, у тебя была в жизни большая любовь? Всепоглощающая, чтобы ради нее – и в огонь, и в воду?

Он внимательно взглянул на меня, усмехнулся по-доброму, потом опустил глаза и заговорил как-то совсем по-другому, словно и не было между нами предыдущих эмоциональных всплесков.

– Вы что, думаете, раз маньяк, так и не способен ни на что человеческое? Думаете, прожженный насквозь, да?

– Наоборот, я считаю, ничто человеческое тебе не чуждо.

– Если серьезно, я всю жизнь любил только одну женщину. Назовем ее… Инной. Я и сейчас ее люблю, – он сжал пальцами себе виски и начал тереть их. – Только… она далеко, к сожалению. Это началось в школе. Она была самой красивой девчонкой в классе. И… не только в классе, в школе, наверное, тоже.

– Любить первую красавицу школы, – вздохнул я, покачав головой. – Дело хлопотное. Они, как правило, капризные и избалованные, знают себе цену.

– Мне в то время так не казалось, – возразил он, мотнув головой. – Я тогда не думал об этом. Главное было – добиться взаимности. Если бы она ответила мне взаимностью, я ничего бы не испугался. Готов был драться за нее хоть до крови, хоть до смерти. Но только чтобы знать, что и она меня любит.

– А ты отчаянный парень, Константин Аркадьевич!

Бережков вдруг покраснел, смутился. Это было так неожиданно, что я немного опешил. Неужто мой комплимент возымел такое действие?

– Вы спросили про всепоглощающую любовь, я и вспомнил. Как много подчас зависит от взаимности. Ответь она мне тогда – жизнь сложилась бы по-другому.

– А она не отвечала?

– Она оказалась притворщицей. Лгуньей, проще говоря. Уже тогда умело манипулировала мной. И не только мной. Нами, влюбленными простаками, короче.

Лекарь все больше и больше погружался в воспоминания. Его плечи расправились, пальцы перестали суетиться. Казалось, передо мной осталась его пустая оболочка, а душа устремилась в далекие школьные годы.

Не влюбиться, будучи учеником выпускного класса, невозможно.

Когда пришли и сели осенью за парты, у большинства парней просто поехала крыша от того, как похорошели, как загадочно повзрослели одноклассницы за лето. Во время урока летали записки, стреляли взгляды. В общем, было не до учителя. Особенно поражала воображение она – Инна… Высокая, стройная блондинка, с огромными серо-зелеными глазами и модной стрижкой каре.

Пацаны готовы были выпрыгнуть из штанов, только бы заслужить ее взгляд. Пусть мимолетный, всего на секунду, но… игра стоила свеч!