Страна смеха - Джонатан Кэрролл

– Исаак Франк умер в...

– Исаак Франк? Кто такой Исаак Франк?

– Видите ли, человек, ведущий для меня поиски... – (Услышь Саксони, как я ее называю, она бы меня точно убила.) – ...выяснил, что его фамилия была Франк, но он изменил ее, приехав в Америку.

Луис улыбнулся:

– Кто-то ввел вас в заблуждение, Томас. Я знал Маршалла, наверно, лучше всех, кроме, разве что, его ближайших родных, и его фамилия всегда была Франс. – Он покачал головой. – И у него не было никаких братьев. Извините.

– Да, но...

Он вскинул руку, и я умолк.

– Ну хватит. Я просто не хочу, чтобы вы зря тратили время. Можете хоть всю жизнь просидеть в библиотеке, но вы не найдете того, что ищете, уверяю вас. Маршалл Франс всегда был Маршаллом Франсом, и он был единственным ребенком в семье. Простите, но это абсолютно точно.

Мы поговорили еще немного, но его очевидное недоверие к тому, что я сказал раньше, наложило отпечаток на дальнейшую беседу. Через несколько минут мы уже стояли в дверях. Он спросил меня, собираюсь ли я все равно взяться за книгу. Я кивнул, но ничего не сказал. Без особого воодушевления он пожелал мне удачи и просил позванивать. Через несколько секунд я уже спускался в лифте, уставившись в пространство и размышляя обо всем сразу. Франс или Франк, Дэвид Луис, Анна... Саксони. Где это она, черт возьми, выкопала, насчет Мартина Франка и мертвого брата, который вообще никогда не жил?

– Ты думаешь, я вру?

– Конечно, нет, Саксони. Просто этот Луис утверждал с пеной у рта, что не было никакого брата и что Франс никогда не был Франком.

Я стоял в таксофоне на Шестьдесят четвертой стрит. В будке не было дверей, и подозрительно пахло бананами. Я позвонил Саксони по межгороду, разменяв деньги в аптеке и получив четыре тысячи монеток по двадцать пять центов. Она молча выслушала рассказ о моих приключениях с Луисом и ничуть не возмутилась, когда я намекнул, что, возможно, сведения, которые она раскопала, яйца выеденного не стоят. Казалось, ее ничем не прошибешь. Она говорила новым, тихим, волнующим голосом.

Это ее спокойствие меня насторожило. Возникла длительная пауза, и я смотрел, как таксист мнет и выкидывает газету из окна своей машины.

Когда она заговорила снова, ее голос звучал еще спокойней:

– Есть один способ проверить насчет Мартина Франка, Томас.

– Какой?

– Через владельца того похоронного бюро, Лученте. Оно до сих пор работает – несколько дней назад я проверила манхэттенский телефонный справочник. Почему бы тебе не пойти и не спросить этого Лученте про Мартина Франка? Посмотрим, что он скажет.

Ее голос звучал так вкрадчиво и в то же время уверенно, что я послушно, как пай-мальчик, записал адрес и повесил трубку.

“Крестный отец” и “Смерть по-американски”[16]приучили нас к мысли, что работа гробовщиков пусть малоприятная, но прибыльная. Однако, взглянув на “Похоронное бюро Лученте и сын”, вы бы в этом усомнились.

Оно располагалось на отшибе, у Маленькой Италии, по соседству с магазином, торгующим неоновыми мадоннами и каменными святыми – наподобие садовых гномиков, только в итальянском варианте. Сначала я вообще не заметил заведения Лученте, прошел мимо – вход был совсем узкий, и лишь крохотная табличка в нижнем углу окна свидетельствовала о семейном бизнесе.

Когда я открыл дверь, откуда-то из задних комнат послышался собачий лай. Сквозь щели жалюзи проникал желтый свет уличного фонаря. Зеленый железный стул и стол, как на призывном участке, еще один стул сбоку, прошлогодний календарь, развернутый на августе и рекламирующий “Нью-йоркскую нефтяную компанию Артура Сигеля”[17],– вот и все. Ни тихой музыки для скорбящих родственников, ни заглушающих шаги мягких восточных ковров, ни профессиональных вампиров, увивающихся вокруг в попытке “утешить”. Наглядно вспомнились отцовские похороны.

– А! Цитто!* [Zitto! (итал.) – замолчи!]

Задняя дверь распахнулась, и оттуда выскочил старик, древний, но шустрый. Он всплеснул руками и, бросив взгляд через плечо, пинком захлопнул дверь.

– Чем могу служить?

На мгновение я задался вопросом, что бы я чувствовал, если бы только что умерла моя мать и я пришел сюда, чтобы меня обслужили. А из-за двери с руганью вылетает сумасшедший старик... Да уж, веселенькое похоронное бюро. Но по размышлении я был вынужден признать, что чем-то мне эта контора импонирует. По крайней мере, ни притворством, ни лицемерием тут и не пахло.

Лученте был низенький и жилистый, с табачно-смуглым лицом и белыми волосами, подстриженными ежиком, почти под ноль. Такому палец в рот не клади. Зеленовато-голубые, налитые кровью глаза. Мне подумалось, что ему должно быть за семьдесят или даже за восемьдесят, но выглядел он достаточно крепким и все еще полным энергии. Когда я ничего не ответил, на лице его мелькнуло неудовольствие. Он уселся за стол.

– Хотите сесть?

Я сел, и некоторое время мы смотрели друг на друга. Он сцепил руки на столе и покивал – скорее себе, чем мне. Глядя в его глаза, я осознал, что они слишком малы, дабы отразить всю переполняющую его жизнь.

– Так чем я могу помочь, сэр? – Он выдвинул ящик и достал длинный желтый блокнот и желтую же ручку “Вiс” с черным колпачком.

– Ничем, мистер Лученте. Я, м-м-м... то есть в моей семье никто не умер. Я пришел задать вам несколько вопросов, если можно. О человеке, который когда-то работал у вас.

Он снял с ручки колпачок и начал неторопливо выводить в верхней части листа перекрывающиеся круги.

– Вопросы? Вы хотите расспросить о ком-то, кто у меня работал?

Я выпрямился на своем стуле, не зная, куда девать руки.

– Да, видите ли, мы выяснили, что много лет назад у вас работал человек по имени Мартин Франк. Году примерно в тридцать девятом?.. Я понимаю, что прошло много времени, но, может быть, вы помните его или что-нибудь связанное с ним? Если это как-нибудь поможет: вскоре после работы здесь он сменил имя на Маршалл Франс и стал потом знаменитым писателем.