Укрощение красного коня - Юлия Яковлева

— Вот. От Савченко. — Серый рукав махнул Зайцеву. Он так и не успел рассмотреть лицо провожатого.

— Здравствуйте, товарищ, — полувопросительно выговорил Кольцов. Широкой ряшкой с коротким носом и баками он походил на кота. Круглые глаза смотрели внимательно на внезапного посетителя и не находили ответа. Не студент, не лаборант, не извозчик, не веттехник, не колхозник — кто?

— Вы из газеты? — наконец, предположил Кольцов. Приподнял свое широкое, несколько прямоугольное туловище, протянул крепкую ладонь. Зайцев пожал — сильная. На носу красные жилки: поддать любит. На вид Кольцову было хорошо за пятьдесят.

— Ленинградский угрозыск. Зайцев.

Глаза сразу как изнутри захлопнулись, это Зайцев заметил мгновенно. Это, впрочем, не значило ничего. Возможно, товарища Кольцова просто бесило, что его отвлекают по пустякам.

— Угрозыск? Сава… Товарищ Савченко, — недовольно поправился он, — сказал только, что вы насчет Пряника.

Под Кольцовым снова скрипнул стул, приняв плотно сбитое тело.

— Все верно. Просто мелочи уточнить хочу. Все‑таки лошадь знаменитая.

Кольцов все еще смотрел на него как издалека. Это еще не делало его в чем‑либо виноватым. Мало кто рад беседовать с милицией. С уголовным, тем более, розыском.

— Знаете, с такими знаменитыми лошадями все равно как со знаменитыми людьми, артистами там, учеными или писателями. Все советские граждане перед законом, конечно, равны, но… Знаменитая персона поневоле привлекает внимание. Вы же понимаете, о чем я, верно?

Взгляд не смягчился. Так он, наверное, смотрит на студентов, которые на экзамене лупят мимо темы билета. Надо менять пластинку.

— Да, лошадью Пряник был действительно выдающейся, — без охоты согласился ветеринар.

— Вот‑вот, — другим тоном заговорил Зайцев. — Я сам человек не азартный, но даже я, знаете ли, не пропускал его выступлений. Только лишь на чудо природы посмотреть. Даже не знатоку понятно. Вот уж правда — Холстомер.

Он сделал паузу. И на этот раз угадал: интеллигентный милиционер расположил Кольцова несколько эффективнее, чем милиционер‑дурачок или милиционер‑обыватель.

— Присаживайтесь. Что же вы стоите, — спохватился, показал ладонью Кольцов. — А что вас интересует?

— Вы проводили замеры. Вскрытие…

Кольцов все молчал — ждал вопроса. «Однако. Калач», — подумал Зайцев, глядя в желтоватые рысьи глаза. И, опасаясь, что этот Сусанин поведет его в болота иппологии, быстро предупредил:

— Вопросы селекции и породы в данном случае меня не интересуют.

— Что же интересует уголовный розыск?

Молчание. Баки чуть светились на солнце, валившем в высокое старинное окно без занавесок. Кот, понял Зайцев. Кот, который с каменным терпением ждет мышь. Кажется, он почти дремлет. Почти уже Будда. Как вдруг — молниеносный удар лапы. Да, с таким бессмысленно ходить вокруг да около. Он так может часами сидеть. С таким лучше прямо.

— Я хотел бы посмотреть отчет о вскрытии. Вы ведь составляете такие отчеты?

Кольцов кивнул.

— Все как у людей. Чем, по‑вашему, лошади отличаются?

Он принялся приподнимать за уголок папки и бумаги, стопкой лежавшие на столе.

«И что я там собираюсь прочесть, кроме букв? — уныло подумал Зайцев. — Ладно, там как‑нибудь разберемся».

Кольцов перекинул Зайцеву тоненькую папку.

— Я заберу, с вашего позволения. — Зайцев положил сверху ладонь, а сам не сводил глаз с товарища Кольцова. Тот не сморгнул, не отвернулся. Только двинул плечом.

— Мне все равно. Это копия.

Ему было не все равно, это Зайцев понял. Кольцов напрягся. Но давить на товарища Кольцова, особенно сейчас, не имело смысла. Все равно что давить на железный шкаф. Сейчас надо было просто уходить. Зайцев поднялся. Сунул папку под мышку. Сердечно поблагодарил за помощь.

Кольцов приподнял в улыбке губу. Зайцев в ответ фальшиво просиял.

«Что же тебя так взволновало, товарищ Кольцов? Что ты там увидел?» — уже в коридоре задал себе вопрос Зайцев. Он отошел к окну. Кольцов запирался, ясно. В разговоре с милиционером люди могут делать это по тысяче разных причин, и только некоторые — потому что виноваты. Кольцов совершенно точно был в смятении. Но почему? Зайцев пролистал отчет. Он зря опасался каракулей типично докторского почерка, отчет был уже перепечатан машинисткой. Но толку? Ясной выглядела только схема лошади, на которой быстрая и точная рука Кольцова отметила какие‑то синие стрелки, неровные овалы. Какие? Что отметила?

— Эй, — крикнул он. — Да, товарищ, вы.

Товарищ был совсем зеленый. Лет двадцати, может, и того меньше. Длиннолапый и тощий, как вдруг вымахавший щенок. Фалды халата были мятыми — отсидел в библиотеке, должно быть.

— Товарищ, — сверкнул Зайцев удостоверением, — я из милиции.

На безусом лице мелькнула тревога. Зайцев поспешил ее развеять.

— Вы не подскажете?.. Вот бумажку получил. А что в ней написано — ни черта не смыслю. Все слова понял, а не понял ничего. Наука. Хоть головой о стену бейся.

Это молокососу польстило. Вид у него стал до смешного надменный и знающий. Он завел руки за спину.

— Вот тут что говорится? — Зайцев протянул страницы, позаботившись, чтобы палец его прикрыл слово «Пряник».

— Посмотрим, посмотрим. — Студент быстро побежал глазами по строчкам, изредка прыгая на рисунок и обратно. — Что это с вашей лошадкой случилось? — участливо спросил он.

— Умерла, — простодушно ответил Зайцев. — На полном, можно сказать, бегу. А на вид такая здоровая.

— Ого. Не такая уж здоровая.

— Что такое? — всполошился «простой мильтон». — Что вы говорите?

Палец студента‑ветеринара показал на схему. Губы сложились в трубочку и неумело изобразили свист. Голос зазвенел:

— Легкие по взвешивании показали почти тридцать килограммов!

— А сколько надо?

— Четыре с половиной. Пять, может. Лошадь‑то какая была?

— Хорошая, — огорченно признался Зайцев.

Студент осклабился.

— В смысле — скаковая, гужевая?

— Скаковая. Породистая, — добавил Зайцев.

— Тогда и все шесть с половиной кило могли быть. Но тридцать! Вы что там с ней в милиции делали?

— Это как же тридцать? — волновался милиционер‑простак. — Раздуло его, что ли? Это как понимать? А что, тридцать килограмм — от этого лошади умирают?

— Тридцать — это значит, что его легкие были переполнены кровью. Да ваш коняга захлебнулся жидкостями собственного организма. Вот, смотрите.

И показал пальцем на два слова.