Ключ - Кэтрин Хьюз

Миссис Кросби снова уселась на ящик.

– Шалит, как и всегда, – вздохнула она, отодвинула каминную решетку и принялась переворачивать дрова, подняв облако оранжевых искр. – На прошлой неделе заскочила к Хильде за парой картофелин и – ты же знаешь, как она любит поболтать. И вот, возвращаюсь домой, а этот маленький негодяй на кухне облокотился на стол и таращится на миску, где я тесто замешиваю.

Эллен нахмурилась.

– А ты в тот день пекла пирог? Он ел тесто?

Миссис Кросби фыркнула.

– Если бы! В миске плавал карась, мать его!

– Карась? Где он его взял?

– Приехал старьевщик, и наш Бобби, как всегда, побежал погладить его лошадь. И что ты думаешь, он увидел у него целое ведро с карасями. Старик говорит – можешь одного взять, если есть что за него отдать. Бобби бежит домой и выносит мое лучшее пальто, которое я в тот день повесила на перила. – Миссис Кросби сложила руки на груди и сокрушенно покачала головой. – И самое страшное, что я еще не выплатила за него.

При других обстоятельствах эта история могла оказаться забавной, но Эллен прекрасно знала, как тяжело живет семья. Новая одежда покупалась крайне редко. Если мама купила пальто, значит, оно должно прослужить много лет.

– А нельзя вернуть его, объяснить ситуацию?

– Слишком поздно. Когда я пошла к старьевщику, он уже его продал.

Эллен взяла свою сумку.

– Давай я тебе немного…

Миссис Кросби встала.

– Ты очень добра, Эллен, но нам твои деньги не нужны. Пусть они останутся у тебя, ты их заработала. Мы справимся. – И она сменила тему: – Расскажи про себя. Как тебе там, в больнице?

– Там… трудно, но я привыкаю. Все это время работала в крыле, где люди лежат годами, но в понедельник меня переводят в отделение острых состояний, и там должно быть лучше. – Она потянулась и зевнула. От тепла камина ее потянуло в сон. – Там есть очень тяжелые случаи, мам. Одна старушка лежит там уже больше сорока лет и за все это время никому слова не сказала – никому, никогда.

– Боже мой. Значит, она и впрямь сумасшедшая?

– Ну, такого диагноза не существует, мам, но да, у нее явные проблемы. Надо будет посмотреть ее документы при возможности и узнать, почему она там. Сейчас уже никто не помнит.

Распахнулась дверь, и порыв ветра задул внутрь вихрь высохших листьев. Брат Эллен так торопился попасть в дом, что споткнулся о порог и упал. Встав, осмотрел свои колени и, довольный их целостью, спросил мать:

– Что на ужин, мам? Умираю с голоду.

– Ты всегда умираешь с голоду, – засмеялась миссис Кросби. – Хоть бы что новое сказал!

Она потрепала его за волосы, а потом отошла, сложила руки и посмотрела на него.

– Что? – спросил Бобби.

Вместо ответа она улыбнулась и кивнула на отцовское кресло. Он проследил за ее взглядом.

– Эллен! Ты вернулась! – завизжал он, побежал к ней и запрыгнул на колени.

– Приехала в гости ненадолго, потому что соскучилась по тебе. – Она обняла его и поцеловала в лоб. Он прижался к ее груди.

– У меня был карась, но он умер.

Эллен посмотрела на мать.

– А, да, я не сказала? Несчастная рыбешка продержалась всего день.

Первый день в остром отделении можно было сравнить с первым днем в школе – кругом невероятное количество новых лиц и имен, и все нужно запомнить. Но после двух выходных дней, зарядившись энергией, Эллен была готова к новым вызовам.

Если в отделении для хронически больных на выздоровление пациентов не надеялся уже никто, включая самих пациентов, то здесь активности со стороны персонала было заметно больше. Там речь шла скорее о компенсации болезненных проявлений, чем о лечении. В палатах пациенты мотали свой жизненный срок. А там, где Эллен оказалась сейчас, больные получали самое современное лечение, и была надежда, что некоторые из них поправятся. Иногда их даже посещал врач. Но было у двух отделений и нечто общее: почти вплотную стоящие кровати, отсутствующие дверцы туалетных кабинок, ванны в ряд без занавесок. Здесь не так сильно пахло разложением, но запах аммиака не могли перебить даже сильные моющие средства.

– Доброе утро, сестра-стажер Кросби.

Казалось бы, зачем произносить эту громоздкую словесную конструкцию, но Эллен уже усвоила, что сестрой Кросби она станет только после получения квалификации.

– Доброе утро, сестра?..

– Аткинс. – Она проверила этикетку на контейнере с лекарством и поставила его назад в шкаф.

Если сестра Уинстенли отличалась низким ростом и явной полнотой, то сестра Аткинс – высоким ростом и худобой. У нее было узкое вытянутое лицо с острыми скулами и седые волосы, забранные в тугой пучок. Из косметики – только красная помада, диссонирующая с ее блеклым внешним видом.

– Добро пожаловать в отделение. Хотите чаю? – кивнула она на видавший виды чайник в углу.

– Да, спасибо.

Эллен вспомнила наставление матери: «Никогда не отказывайся от чашки чая и возможности сходить в туалет».

– Сегодня поступит новый пациент, и я хочу поручить вам его принять.

– Мне? Но…

– Не волнуйтесь, это совсем несложно. – Сестра Аткинс отпила чай, оставив жирный красный след на ободке чашки. – Вы работали в хроническом отделении, так?

– Да, – кивнула Эллен. – Там было… не до скуки.

– Я наслышана, – улыбнулась сестра.

Эллен покраснела. Информация об инцидентах в туалете и с зубами распространилась по больнице и общежитию со скоростью вируса, и теперь все, с кем она сталкивалась в коридоре, обязательно встречали ее заговорщической улыбкой или даже легонько толкали локтем.

Сестра Аткинс похлопала ее по руке.

– Не переживайте. Нам настолько редко предоставляется возможность хоть немного развлечься, что все мало-мальски забавное сразу же пересказывают и, конечно же, преувеличивают. – Она перевела глаза на горку бумаг у себя на столе. – Новую пациентку привезут около десяти, поэтому я прошу вас приготовить кровать – ту, что между Перл и Куини, а затем пойти на склад и собрать комплект одежды: ночную рубашку, дневной халат, чулки и панталоны. Постарайтесь подобрать то, что еще не застирано до дыр.

Вся одежда здесь стиралась чуть ли не в кипятке – чтобы смыть без остатка рвоту, мокроту и следы других продуктов жизнедеятельности. Это приводило к тому, что одежда садилась, приобретала желто-коричневый цвет и теряла форму. Вдобавок от нее чесалась кожа – это можно было заключить по тому, как больные начинали расцарапывать себя до крови.

Эллен вернулась со стопкой накрахмаленных простыней и начала заправлять постель. Первым делом она накрыла матрас клеенкой – это было стандартное требование, вне зависимости от того, страдает новая пациентка недержанием или нет. На соседней кровати лежала Куини в вязаной накидке, которая покрывала ей плечи и завязывалась на шее атласным бантом. Она внимательно наблюдала за действиями Эллен из-под прикрытых глаз. У нее была целая шапка рыжих мелких кудряшек, а зеленые тени на веках, казалось, нарисовал неуклюжий ребенок.