Две недели перед новым годом - Лад Иванов

за ним сквозь время. Значит, пройти может любой человек. Но любой не нужен. Нужна Лиза. Наконец всё можно будет ей рассказать. Он возьмёт её в будущее. И этот Новый год они будут встречать все вместе. Лиза, он и родители. Какой прекрасный день, ёлки-моталки!

— Куда пойдём? — оглушённо пробормотал старик. — Домой пойдём.

— Э-э-э нет. Давайте без этого. Ещё не хватало, что вы приметесь кидаться на шею маме и деду и втолковывать самому себе про будущее.

— Прекрати. Мне хотя бы повидать их. Не будет никаких сцен.

Первое волнение спало, и к старому закалённому разуму комитетчика вернулись рассудительность и взвешенность, хоть сердце всё ещё колотилось.

— Обещаете?

Старик только хмуро глянул на своего молодого спутника из-под косматых седых бровей.

— Ну хорошо, хорошо, — примирительно подняв руки, сказал тот. — Далеко ехать? И как будем добираться? Пешком, на общественном транспорте или на такси?

— Давай пешком. Но идти далеко. Где-то с час.

— Ну ничего, прогуляемся. Что для нас час, когда мы прошли семьдесят лет в обратном направлении. Пойдёмте. Я-то уже привык, а вам, конечно, будет очень интересно.

Какое-то время спутники шли молча. Саша понимал состояние Павла Петровича и дал ему возможность собраться с мыслями, не отвлекая разговорами. Надо отдать старику должное, тот быстро пришёл в себя и сам принялся задавать вопросы и рассказывать. Больше даже рассказывать. Об улицах, которые они проходили, о памятных из детства событиях, о живущих сейчас, в пятьдесят втором, людях. Они шли неспешно, переговариваясь вполголоса и поглядывая по сторонам. Словно степенный профессор, признанный научный авторитет, прогуливается, беседуя с молодым, но подающим большие надежды аспирантом.

У колхозной площади Павел Петрович предложил зайти в знакомую ему пирожковую, чтобы перекусить и согреться. Саша оставил товарища у высокого квадратного столика, а сам прошёл к прилавку и, выложив на блюдечко с отбитым краешком несколько монет, взял два стакана чая и несколько пирожков: с мясом, ливером и вишнёвым повидлом.

— Мда-а, — рассматривая надкушенный пирожок с мясом, пробормотал Павел Петрович. — А ещё говорят, что это только кажется.

— Что именно?

— Ну, что раньше всё было вкуснее. Лимонад там, сладости. Пирожки…

— Вы ещё в ресторанах местных не были, — тоном знатока сказал Саша. — Приглашаю вас вечером.

Старик хмуро глянул на него:

— Ты забываешь, что я в отличие от тебя родом отсюда.

— Да когда это было-то… А в целом вы меня удивили. Быстро вы. Я в себя с неделю приходил. Куда путь-то держим?

— Здесь недалеко уже, — глядя через окно на медленно проезжающий по улице ЗИМ, ответил старик. — По Мещанской прямо, потом налево. Мы жили в Пальчиковом переулке.

— Это где такое? — спросил гид.

Экскурсант насмешливо глянул на него:

— Эх ты, краевед.

Минут через двадцать они стояли у подъезда старой шестиэтажки.

— Знаешь, этот дом единственный, что осталось от переулка в нашем времени… Вон моё окно. На третьем этаже, — показал пальцем Павел Петрович. — Интересно, кто сейчас дома…

Саша не шутил, не балагурил. Понимая, что сейчас творится в душе старика, он терпеливо ждал. А тот всё смотрел, смотрел на чёрное стекло с вплавленной в него неподвижной белой занавеской.

— Я буду на улице. Сколько нужно. Не торопитесь.

— Спасибо, — похлопав его по плечу, ответил Павел Петрович. — Я быстро.

Он вошёл внутрь, и скрипнувшая подпружиненная дверь закрылась быстрее, чем силуэт старика растаял в черноте подъезда.

На ощупь

Через несколько часов двое мужчин сидели за столиком ресторана на Советской площади. Молодой внимательно слушал, а старик, не глядя на него, рассказывал вполголоса, сцепив лежащие на столе руки

— Информацию о смерти отца я смог найти лет десять назад. Ребята поисковики опознали его по записке в капсуле, сделанной из гильзы. В основном капсулы эти были бакелитовые. Кто-то делал сам. Из дерева там, или из гильзы. У отца вот была из гильзы. До этого он числился пропавшим без вести. Я узнал, где, когда и при каких обстоятельствах его взвод накрыла немецкая бомбардировка. И вот сегодня рассказал об этом маме. Что не стоит ждать. Что муж её погиб как герой. Я представился следователем, обнаружившим затерявшиеся архивные данные. Мама никогда мне не рассказывала… Не рассказывала, что к нам приходил домой человек, принёсший весточку об отце. Она хотела, чтобы у меня оставалась всегда надежда. Невесомая, микроскопическая, но надежда. Мы сидели за столом втроём с дедом, рассматривали фотографии, пили чай.

Он откинулся на спинку и улыбнулся:

— Боже мой, как это прекрасно просто сидеть в нашей уютной комнате и пить чай с мамой и дедом. Все сокровища мира можно отдать за эти полчаса.

Они помолчали. Саша поймал глазами официанта и чуть заметно кивнул ему.

— Что будем пить, Павел Петрович?

— А давай-ка, Саня, хлопнем простой русской водки.

Подошёл официант, представился и приготовился записывать заказ, обратившись взором к первому по старшинству посетителю.

— Будь добр, закажи сам. Я доверяю твоему вкусу, — наиграно повелительно сказал старик молодому спутнику, маскируя своё стеснение.

— Как скажете, профессор, — ответил тот, с удовольствием заметив, как подтянулся при этих словах официант. — Будьте любезны: две порции шашлыка по-карски, зелень, сыр, гребешки. И бутылку водки.

— Отдам дома. Курс скажешь, — сказал «профессор», когда официант удалился.

— Угощаю на правах хозяина, — покачал головой Саша.

Принесли тарелки с закусками. Павел Петрович поднял рюмку.

— Давай, Саша, первую выпьем до дна за наших великих отцов и дедов, выгрызших, на оголённых своих жилах вытянувших из небытия великую страну, которую мы, благодарные потомки, благополучно распродали по дешёвке. Это не про твоих сверстников — у вас алиби, а вот к моему поколению претензию можно предъявлять по полной. Распродали, да и вас упустили. Ну, а ваш брат уже довершил начатое.

Павел Петрович пролил несколько капель из рюмки на надломленный кусок хлеба и выпил залпом, не закусывая и не чокаясь.

— Ну к тебе это, конечно, не относится. Ты, как погляжу, из другого теста, нежели всё твоё поколение. Это походы в прошлое тебя пообтесали?

— Да разные люди есть. Не судите о всех по крикливым бездельникам. Вы не представляете, какие люди есть в той нашей с вами стране и тридцати, и двадцати лет. Только живут они часто далеко от Москвы, — выступил адвокатом поколений Саша.

— Как ты в первый раз попал сюда?

— С чего же начать-то… — закинув руки за голову, в задумчивости изучал лепнину на сводчатом потолке Саша.

Павел Петрович замер в ожидании, уставившись на молодого человека.

— Я с самого детства любил работать с деревом. Отец приучил. Мы с ним подолгу сидели дома на балконе и вырезали из липы ложки,