Негодяй из Сефлё - Май Шёвалль

– Доктор приедет, сказал мальчик. – Вам не обязательно дожидаться. Он скоро будет здесь.

Они встали. Рённ встал первым и, уходя, прикоснулся к локтю женщины. Она не шелохнулась и не ответила на их «до свиданья».

Мальчик проводил их до входных дверей.

– Возможно, нам еще придется побывать у вас, – сказал Мартин Бек. – Но до этого мы позвоним, чтобы справиться о самочувствии фру Нюман.

Когда они вышли на улицу, Мартин Бек спросил у Рённа:

– А ты хорошо знал Нюмана?

– Не особенно, – уклончиво ответил Рённ.

Едва Мартин Бек и Рённ подъехали к месту преступления, сине-белая вспышка магния на мгновение озарила грязно-желтый фасад больничного корпуса. И машин здесь прибавилось; они стояли с включенными прожекторами.

– Это, должно быть, наш фотограф, – пробормотал Рённ.

Когда они вышли из машины, фотограф поспешил им навстречу. У него не было сумки, аппарат и лампу-вспышку он держал в руках, а карманы его куртки оттопыривались от пленки, лампочек и объективов. Мартин Бек узнал его по прежним встречам на местах преступлений.

– Это не наш, – ответил он Рённу. – Похоже, что пресса нас обскакала.

Фотограф, делавший снимки для одной вечерней газеты, поздоровался и сразу, покуда они шли к дверям, щелкнул обоих. У крыльца стоял репортер из той же газеты и пытался втянуть в разговор полицейского. Увидев Мартина Бека, он воскликнул:

– Доброе утро, господин комиссар. Вы разрешите вас сопровождать?

Мартин Бек покачал головой и поднялся на крыльцо, имея Рённа в кильватере.

– Ну хоть маленькое интервью, – не унимался репортер.

– Потом, – ответил Мартин Бек и, придержав дверь для Рённа, захлопнул ее перед носом репортера, скорчившего недовольную мину.

Наконец прибыл и полицейский фотограф, он остановился перед палатой, держа в руках свою сумку. Поодаль стоял тот самый врач со странным именем и полицейский в штатском из пятого участка. Рённ вместе с фотографом вошел в палату, чтобы дать ему необходимые указания. Мартин Бек подошел к двум другим.

– Как дела? – спросил он.

Старый, неизменный вопрос.

Полисмен в штатском – звали его Ханссон – поскреб в затылке и сказал:

– Мы разговаривали с большинством пациентов в этом коридоре, и ни один из них не видел и не слышал ничего подозрительного… Я хотел поговорить с доктором… но с этим много не наговоришь.

– А с теми, кто лежит в соседних палатах, вы беседовали? – спросил Мартин Бек.

– Да, – ответил Ханссон. – Мы сами обошли почти все помещения. Никто ничего не слышал, в старых домах знаете какие толстые стены!

– Остальных можно опросить за завтраком.

Врач молчал. Он явно не понимал по-шведски. После некоторого молчания он ткнул пальцем в сторону ординаторской.

– Have to go.[4]

Ханссон кивнул, и чернокудрый помчался прочь, стуча деревянными башмаками.

– Ты Нюмана знал? – спросил Мартин Бек.

– Да как тебе сказать. В его участке я никогда не работал, но встречаться мы, само собой, встречались. Сотни раз. Он старый служака, он уже комиссаром был, когда я только начинал. Двенадцать лет назад.

– А ты не знаешь кого-нибудь, кто с ним близко знаком?

– Тебе стоит, пожалуй, связаться с ребятами из округа Святой Клары. Он там работал, пока не заболел.

Мартин Бек кивнул и посмотрел на электрические стенные часы над дверью в туалетную комнату. Часы показывали без четверти пять.

– Я, пожалуй, туда съезжу, – сказал он. – Здесь я все равно почти ничего не могу сделать.

– Поезжай, – сказал Ханссон. – Я скажу Рённу, куда ты делся.

Выйдя на крыльцо, Мартин Бек глубоко вздохнул. Прохладный ночной воздух казался свежим и чистым. Репортер и фотограф куда-то исчезли, а полицейский стоял на прежнем месте.

Мартин Бек кивком попрощался и побрел к воротам. За последнее десятилетие внутренняя часть Стокгольма подверглась очень значительным преобразованиям. Сровняли с землей целые кварталы и на их месте возвели новые. Структура города изменилась, транспортная система расширилась, но новый строительный стиль свидетельствовал не столько о стремлении обеспечить людям сносные условия жизни, сколько о желании домовладельцев выколотить все, что можно, из дорогих земельных участков. В центре города не ограничились тем, что снесли девяносто процентов строений и перекроили существовавшую ранее сеть улиц, здесь изменили даже естественную топографию местности.

Жители Стокгольма с тревогой и огорчением наблюдали, как еще вполне пригодные и очень нужные жилые дома буквально стираются с лица земли, чтобы уступить место безликим и однообразным административным зданиям; бессильные что-либо изменить, они принимали ссылку в отдаленные пригороды, тогда как удобные и оживленные кварталы, где они раньше жили и работали, лежали в развалинах. Центр города превратился в гулкую и труднодоступную строительную площадку, из которой медленно, но неуклонно вырастал новый город, новое сити, где будут широкие и шумные транспортные магистрали и блестящие фасады из стекла и легких металлов – безжизненные бетонные плоскости, холодные, безликие.

Но эта оздоровительная вакханалия совсем не коснулась полицейских участков; в Старом городе многие устарели и обветшали, а поскольку численность персонала с каждым годом возрастала, там, помимо всего, просто негде было повернуться. В четвертом участке, куда направлялся Мартин Бек, недостаток помещений давно уже превратился в проблему номер один.

Когда он вылезал из такси у полицейского участка Святой Клары на Регерингсгатан, начинало светать. Скоро взойдет солнце, небо по-прежнему чисто, день обещает быть ясным, но прохладным.

Он поднялся по короткой каменной лестнице и открыл дверь. Справа от дверей находился коммутатор, где почему-то не было дежурного телефониста, и высокий барьер, за которым сидел пожилой полицейский с проседью. Облокотившись о барьер, он читал развернутую утреннюю газету. Когда вошел Мартин Бек, полицейский выпрямился и снял очки.

– А, комиссар Бек решил прогуляться по холодку. Я тут как раз просматривал утренние газеты – успели они сообщить о комиссаре Нюмане или нет? Скверная вышла история.

Он снова надел очки, послюнил палец и перевернул газетный лист.

– Похоже, они не успели откликнуться, – продолжал он.

– Да, – сказал Мартин Бек. – Похоже, не успели.

Утренние стокгольмские газеты последнее время загодя сдавались в печать, и в час, когда произошло убийство, они скорей всего уже были отпечатаны.

Мартин Бек обогнул барьер и вошел в соседнюю комнату. Там никого не было. На столе лежали утренние газеты, стояли пепельницы с окурками и несколько чашек из-под кофе. В одной из комнат он сквозь стеклянную перегородку увидел первого помощника комиссара, который допрашивал белокурую длинноволосую девушку. Увидев Мартина Бека, он встал, что-то сказал ей и вышел из-за перегородки. Дверь за собой он закрыл.