Негодяй из Сефлё - Май Шёвалль

Практически вся кровь вытекла из тела за какие-нибудь несколько секунд. Кожа была иссиня-белой и казалась почти прозрачной там, где она вообще была видна, то есть на лбу, частично на голенях и на ступнях.

Рана в подреберье имела двадцать пять сантиметров в длину. Края ее широко разошлись; поврежденные органы вывалились в разрез.

Практически убитый был просто-напросто разрезан пополам. Даже для людей, которые по долгу службы должны посещать места ужасных и кровавых преступлений, зрелище было из ряда вон.

С тех пор как Мартин Бек переступил порог комнаты, на лице его не дрогнул ни один мускул. Случайный наблюдатель мог бы подумать, что для него все это обычное дело. Сперва сходить с дочерью в ресторан поесть, выпить, приехать домой, повозиться с моделью клипера, лечь в постель с книгой. А потом вдруг пуститься в путь, чтобы осмотреть искромсанное тело комиссара полиции. Хуже всего, что Мартин и сам так думал. Он никогда не терял контроля над собой и своего напускного хладнокровия.

Сейчас было без десяти три часа ночи, а Мартин Бек сидел на корточках возле кровати и спокойно, оценивающим взглядом изучал труп.

– Да, это Нюман, – сказал он.

– Похоже, что так.

Рённ разбирал вещи на тумбочке. Внезапно он зевнул и в полном сознании своей вины прикрыл рот ладонью.

Мартин Бек бросил на него быстрый взгляд и спросил:

– А хронометраж у тебя хоть какой-нибудь есть?

– Есть, – ответил Рённ.

Он достал блокнот, где у него было что-то записано убористым почерком, надел очки и стал монотонно читать.

– «Сестра открыла двери в два часа десять минут. Она не видела и не слышала ничего подозрительного, а просто шла с обычным обходом, поглядеть, как себя чувствуют больные. Нюман был уже мертв. Она набрала номер полиции в два часа одиннадцать минут. Радиопатруль получил сигнал тревоги в два часа двенадцать минут. Они находились на Оденплан и ехали оттуда не то три, не то четыре минуты. В два часа семнадцать минут они доложили уголовной полиции о случившемся. Я пришел в двадцать две минуты. Позвонил тебе в двадцать девять. Ты прибыл без шестнадцати три».

Рённ взглянул на свои часы.

– Сейчас без восьми три. Когда я пришел, Нюман был мертв от силы полчаса.

– Это сказал врач?

– Нет, это я говорю. Вроде как мое заключение. По температуре тела… Свертыванию крови…

Он умолк, словно решив, что с его стороны было дерзостью делать собственные заключения.

Мартин Бек задумчиво тер переносицу большим и указательным пальцами правой руки.

– Очень быстро все произошло, – наконец проговорил он.

Рённ не отозвался. Вероятно, думал о чем-то другом. Немного спустя он заметил:

– Так ты понимаешь, почему я тебя вызвал? Не потому, что…

Он замолчал. Он явно затруднялся высказать свою мысль.

– Не почему?

– Не потому, что Нюман был полицейским комиссаром, а… вот поэтому.

Он сделал неопределенный жест в сторону трупа и сказал:

– Его попросту зарезали, как скотину.

Немного помолчав, он добавил:

– Я думаю, тот, кто его убил, был абсолютно невменяем.

Мартин Бек кивнул.

– Да, – сказал он. – Похоже на то.

Мартину Беку вдруг стало как-то не по себе. Это ощущение было смутным, взялось непонятно откуда и походило на внезапную усталость, когда двадцать раз перечитываешь одно и то же место, а сам того не замечаешь.

Ему пришлось сделать некоторое усилие, чтобы прийти в себя и собрать ускользающие мысли.

Но рядом с подступающей слабостью было и что-то другое, от чего он не мог отделаться.

Это было предчувствие опасности.

Предчувствие близкого несчастья. Чего-то такого, что нужно предотвратить любой ценой. Но он не знал, что предотвращать, и уж совсем не знал как.

У него и раньше возникало такое ощущение, хотя и в очень редких случаях. Коллеги подсмеивались над его интуицией.

Служба полицейского основана на здравом смысле, отработанных навыках, упорстве и систематичности. Справедливо, что много сложных и запутанных дел удалось распутать благодаря случайности, но столь же справедливо и другое: что случайность есть понятие растяжимое и не следует ее смешивать со слепым везением. При расследовании преступления задача состоит в том, чтобы сплести из случайностей как можно более густую сеть. А уж тут опыт и усердие играют бóльшую роль, чем гениальные озарения. Хорошая память и обычный здравый смысл ценятся выше, чем блеск интеллекта.

Интуиции нет места в повседневной работе полицейского.

Интуицию даже нельзя считать одним из качеств полицейского, как астрологию или френологию нельзя считать наукой.

И, однако, она существует, как ни прискорбно Беку это признавать, и в его практике бывали случаи, когда интуиция выводила его на верную дорогу.

Хотя в данном, конкретном случае его настроение можно было с таким же успехом объяснить причинами более простыми, более очевидными и более доступными.

Например, Рённ.

Мартин Бек предъявлял высокие требования к тем людям, с которыми ему приходилось работать вместе. А виноват в этом был Леннарт Колльберг, вот уже много лет его ближайший помощник, сперва при стокгольмском муниципалитете, а затем в старой уголовной, в Вестберге. Колльберг был для Мартина Бека надежнейшим напарником, а, кроме того, он был человеком, который забивал лучшие мячи, задавал наводящие вопросы и подбрасывал нужные реплики.

Но сегодня Колльберга рядом не было. Скорей всего Колльберг просто спит в своей постели, и нет сколько-нибудь уважительных причин его будить. Во-первых, это будет не по правилам, а во-вторых, оскорбительно для Рённа.

Мартин Бек ждал от Рённа каких-то действий или, по крайней мере, слов, которые показали бы, что и тот чувствует опасность. Он ждал каких-то высказываний, которые можно будет опровергнуть или, наоборот, подтвердить.

Но Рённ так ничего и не сказал.

Вместо этого он занимался своим делом спокойно и буднично. Пока что вести расследование надлежало ему, и он делал все, что от него требовалось.

Пространство под окном было огорожено веревками и вешками, подъезжали машины, включались прожекторы. Свет их прощупывал весь участок, а овальные белые пятна от полицейских фонариков прыгали по земле, как вспугнутые мальки на отмели, когда кто-нибудь войдет в воду.

Рённ просмотрел все содержимое тумбочки, так и не найдя ничего, кроме предметов личного обихода и нескольких писем в том нелепо бодряческом духе, в каком здоровые люди обычно пишут больным, у которых подозревают серьезную болезнь. Штатский персонал из пятого участка обследовал прилегающие палаты и холлы, также не найдя ничего достойного внимания.