Медицинская академия им. Макоши. Спецкурс - Елена Кутузова

К столу подошла еще одна берегиня, поставила корзинку и исчезла.

Стоп! Я это уже видела! В такие же складывал записи тот врач! Он точно писал на русском!

Так и есть! Кривоватые линии складывались в знакомые буквы. А берегиня просто переводила!

— Я могу помочь?

Толпа отшатнулась. Белый халат, что ли, так подействовал? Берегиня подняла усталый взгляд и обвела раненых.

— Я еще не врач. Ну, не целитель, поэтому там бесполезна. Может, здесь на что сгожусь?

— Может, и сгодишься… — улыбнулась берегиня. — Сможешь вслух прочитать? А я записывать буду. Тяжко ваши письмена разбирать.

Захотелось ответить, что не сложнее, чем их, но вместо этого я послушно вытащила берестяную записку.

— Нет, эти потом. Здесь… — в уголках покрасневших от дыма и усталости глаз, показалась слеза. — Сначала выжившие, легкораненые. Бери отсюда.

— Тихомир из Кузнечной слободы, — буквы скакали, сливались, пришлось вглядываться.

За спиной раздался вскрик. Девчушка, подхватив подол, метнулась в сторону, только украшение на конце длинной косы звякнуло.

Никого это не рассмешило. Люди теперь обступили не берегиню, а меня, вслушиваясь в каждое слово.

Это нервировало. Но у них, может, родные сгорели! Так что потерплю!

— Ёрш, Третьяков сын…

Мужик, нервно теребивший шапку, крякнул и. поклонившись, заспешил туда, где собирались легкораненые.

— Беляна…

Я читала, и народу вокруг становилось все больше. Посыпались вопросы с именами. На любопытных шикали, чтобы они не мешали слушать. Наконец, береста в корзинке закончилась, но принесли еще парочку.

— Отдохни покуда, вон, язык заплетается. Кваску попей… — в руках оказалась глиняная кружка, а берегиня пошла к щиту. Люди кинулись следом, нетерпеливо ожидая, когда она повесит такие важные листочки.

В эти несколько минут я могла оглядеться. Квас пощипывал небо, но хлебный дух не перебивал запах гари. Раненых увозили на подводах, но на их место тут же поступали новые. К счастью, уже не такие «тяжелые», в основном — небольшие ожоги рук и лица.

Люди искали своих и или радовались, или заходились в диком вое. К таким тут же подбегали берегини, поили чем-то, пытались успокоить. И шли дальше.

Врачей, тех, к которым я привыкла в своем мире, было немного. Синие комбинезоны белые халаты мелькали тут и там, пару раз я заметила Павла Семеновича. Увидев меня за столом, он одобрительно кивнул и тут же склонился над очередным раненым. Берегиня рядом с ним полезла в укладку, выполняя распоряжения.

Кирилл и Артем работали самостоятельно. Дашу и Майю найти не получилось, да и времени не было — вернулась моя "начальница".

— А почему берегини? И как вас много.

— И все похожи, да? — она чуть улыбнулась, придвигая мне следующую корзинку, и пояснила: — Потому что оберегаем. Богини мы!

Так. Кажется, у меня крыша едет. Наверное, не стоит пока вопросы задавать. Потом, все потом!

И я уткнулась в бересту, заняв мысли работой и очень удивилась, что корзинка пуста.

— Так закончили, — берегиня складывала последнюю партию записей. — Вывели всех, теперь разве что залетный какой обожжется. Устала, милая?

Я потерла глаза и огляделась.

Раненых действительно было меньше. Кого увезли, кто сам ушел. Издалека доносились причитания. Смотреть в ту сторону не хотелось, именно там собирали всех умерших, но от тонкого воя на одной ноте холодела спина.

— Вот проклятая, — не выдержал кто-то, — Накликала! Приманила жар-птиц!

— Говорят как три дня назад птица Гамаюн подала голос, так и не замолкала, — вздохнула берегиня. — Только не кликала она беду, а предупреждала. Не услышали. Ну, ступай, милая отдохни. А за помощь благодарствую.

И отсюда гонят. Спасибо этому дому, пойдем к другому.

Но теперь я уселась на чурбан с чувством выполненного долга: тоже помогала. Но радости не было: слишком много горя.

— Чего нос повесила? — Павел Семнович уселся прямо на землю. — Устала?

Отвечать не хотелось, ограничилась кивком.

— Ну, ничего, потерпи. Сейчас Яга вернется, и домой.

— Так, пожар же… Какая Яга?

Кирилл, застегивающий укладку, фыркнул:

— Заведующая общежитием. Ты что, так ничего и не поняла?

— Так, стоп! — оборвал его куратор. — Вы во все это с открытыми глазами шли, после подготовки, а Тоня… В общем, моя вина, не успел рассказать. Домой вернемся, поговорим.

— Так же, как в прошлый раз? — вспомнилось, как его все время что-то отвлекало.

— Нет. На самом деле — поговорим.

Но почему-то мне этого не хотелось, и так слишком много эмоций. Особенно после «курицы».

— Кирилл, — позвала и сжалась от страха, что обожжет, ошпарит презрением. Он же был свидетелем того позора. — Спасибо за помощь. Сама бы я…

— Ничего. Надеюсь, в следующий раз язык не проглотишь. Нельзя же быть такой неуверенной!

— Кирилл! — Павел Сергеевич даже не повысил голос. Но в нем прозвучала ярость, и замолчали все.

— Вот вы где! — напряжение разбавила заведующая. Ее аккуратный пучок растрепался, опаленные волосы рассыпались по плечам, но перемазанное в саже лицо сияло. — Угомонили огневушек. Те еще… пакостницы. Ну, чего пригорюнились? Пойдемте ужинать, сейчас и остальные подтянуться!

Это было далеко от обещанного возвращения, но в животе забурчало и только теперь я поняла, как проголодалась.

Никто не засмеялся. Все слишком устали. чтобы веселиться. И медленно плелись за… Стоп! Что там тот бородатый говорил, что огневушек может только Баба Яга остановить?

От страшной догадки я споткнулась и чуть не упала, поддержал Артем и подтолкнул вперед:

— Под ноги смотри, дороги тут неровные.

Но смотрела я не на землю, а на стоящий на опушке дом.

Высокий, в два этажа, сложенный из толстых бревен, он опирался на столбы в обхват толщиной. И столбов этих было не счесть. К двери вела высокая лестница, а окна обрамляли кружевные наличники.

— Чего встала? Милости просим! — улыбнулась заведующая и первая полезла на резное крыльцо.

— Простите, а вы…

Она остановилась, глядя сверху вниз, а потом расхохоталась:

— Уже наслушалась? Да, я та самая Баба Яга, которой в вашем мире детей пугают. Но не бойся, не съем! А вот накормить, да в баньке попарить, это за милую душу. Ну, чего застыли, как неродные? Скорее заходите, время позднее, а мне еще вас по домам провожать!

Карабкаясь по лестнице я не понимала, как не заметила ее раньше. Мы же отсюда выходили!