Море цвета крыла зимородка - Джейн Арбор

– Благодарю вас. Согласна, если мой французский достаточно хорош для мадам Сент-Ги, – ответила Роза.

– Вполне хорош, – уверил он.

– Однако вчера по моему разговору вы догадались, что я англичанка, – напомнила она.

– Но не только по акценту.

– Тогда как же? – Она не могла сдержать любопытства.

– О, по многим вещам! Одна из них – особая манера носить плащ: привычка почти не расставаться с ним английским летом сделала его своего рода униформой.

Впервые ощутив легкость при общении с хозяином, Роза засмеялась:

– О боже! А что еще?

– Другие мелочи, бросающиеся, однако, в глаза. Вы рисковали нейлоновыми чулками, когда по-рыцарски бросились в кусты, дабы помочь собаке, которой не были представлены. Кроме того, ни одна французская девушка не стала бы возражать против того, чтобы ее проводили домой. Вы были преисполнены желания во что бы то ни стало найти иностранные ветряные мельницы с одной лишь целью – вступить с ними в сражение, подобно Дон Кихоту: чисто английские замашки, насколько я могу судить из личного опыта. А теперь насчет вашего превосходного французского. Разве вы не сообщили нам за чаем, что утратили всякие контакты с Францией, еще будучи ребенком?

– Да, но я училась в школе при монастыре, где всем заправляли французские монахини. Позже совершенствовала язык в вечерней школе и продолжала практиковаться; поддерживая отношения со всеми французскими корреспондентами своего работодателя.

– Совершенствовали язык? – Он поймал Розу на слове. – Тогда, выходит, вы всегда имели в виду воспользоваться им в один прекрасный день?

– О да! Это была моя голубая мечта – вернуться сюда, и отнюдь не в качестве туристки.

– Лишь затем, чтобы обнаружить, как ваша мечта превратилась в страшный сон при столкновении с реальностью Мориньи?

Она покачала головой:

– Просто всему виной этот магазин. Я думаю, что могла бы полюбить Мориньи сам по себе.

Он вновь поймал Розу на слове:

– Могли бы? Но вы сохраняете за собой право судить о нашем анахронизме – феодальном образе жизни, восходящем к ветхой старине, так ведь? Вижу, нам следует пробираться вперед не спеша. Я буду предостерегать вас от опасностей, ждущих на тропах в нашем дремучем лесу.

На столь утонченную иронию единственно верным ответом Роза сочла молчание.

Они присоединились к остальным за чайным столом как раз тогда, когда зазвонил телефон и Блайс поднялся со стула.

– Это, должно быть, меня, – произнес он и скрылся в соседней комнате.

Через секунду или две он вернулся, чтобы, прислонившись к дверному косяку, обратиться к своему кузену.

– Как можно так ошибиться? Вовсе и не меня, – протянул он на английском. – Это Флор… тебя… из Танжера. Я пообещал, что ты не заставишь ее ждать.

Сент-Ги встал и извинился, а Блайс пробурчал:

– Пробковые интересы в Марокко, родственничек!

Его бормотание отчетливо донеслось до обеих девушек, заставив их смутиться, хотя Роза надеялась, что ее невольная догадка вслух ускользнула от внимательной мадам Сент-Ги.

Самым неприятным впечатлением от первого визита в шато была явная враждебность между Сент-Ги и Блайсом Вароном, которая резко бросалась в глаза. Ни один из мужчин не считал нужным ее скрывать.

Сильвия сделала вывод, что это просто следствие разницы в возрасте и характерах.

– Едва ли ты можешь ожидать, чтобы Сент-Ги с его высокомерием и чувством собственной значимости легко поладил с такой общительной и покладистой личностью, как Блайс, – провозгласила она, исходя из тех дружественных отношений, которые сложились у нее с Блайсом с самых первых мгновений Знакомства.

Но Роза чувствовала, что причина гораздо серьезнее, чем возрастной барьер или различия во взглядах и поведении. Крепчайшая дружба, как она знала, зачастую как раз и завязывается в силу несхожести натур и разницы в закваске материала, из которого они сделаны; а посему склонялась ко мнению, что только фундаментальная и долговременная ссора могла являться причиной частой и неприкрытой критики одним другого и наоборот.

Ей суждено было убедиться в своей правоте. В течение недели или двух, пока пришло ее разрешение на работу, их почти ежедневным посетителем был Блайс, чья неуемная готовность обсуждать дела имения, равно как и свои собственные, не оставила никаких сомнений в причине трений, омрачавших его родственные отношения с Сент-Ги.

Надо отдать ему должное: Блайс обескураживающе честно повествовал о своей роли в семейной размолвке.

– Говоря по правде, – ухмылялся он, – в свое время я был немного трутнем, хотя и не в полном смысле этого слова, если вы понимаете, что я имею в виду. У меня полно идей, просто нет средств воплотить их в жизнь. К примеру, не моя же вина, что как раз к тому времени, когда английский отель, о котором я вам уже рассказывал, казалось, готов был начать окупать себя, мой партнер взял да и смотался со всеми фондами. Конечно, помочь мне выкрутиться стоило кое-чего для Сент-Ги, а так как я не слишком горазд рассыпаться в благодарностях, сие не могло не сказаться на наших отношениях.

– У вас больше нет родни, кроме мадам Сент-Ги? – поинтересовалась Сильвия.

Блайс покачал головой:

– Только один или два дальних родственника, которые едва ли догадываются о моем существовании. Я потерял родителей во время войны, а затем перебрался в шато. У меня есть небольшой доход, но не капитал, и всеобщая идея заключалась в том, что после окончания школы мне следует заняться пробкой.

– Почему же вы не занялись? – спросила Роза.

– Да потому, – объяснил он с якобы благовоспитанным видом, свойственным детям, – что пробка невыносимо скучна. С одной стороны, для нее требуется слишком много земли – гектары и гектары. С другой – столько времени, что впору ужаснуться. После того как вы дождетесь ростка из желудя, пройдет около двадцати лет, прежде чем можно содрать хоть сантиметр коры, и еще десять, чтобы сделать это снова.

Роза засмеялась:

– Этого я не знала. Но разве такое не характерно для земледелия в целом? Вы сажаете что-то, ухаживаете и ждете, пока оно вырастет, а если любите свою работу, то не жалеете на нее ни сил, ни времени?

– Даже если на это уйдет двадцать лет? Нет, слуга покорный! Я найду лучшее применение своему времени. А что пробка? Каждый год одно и то же: вы собираете местных девушек соскребать поросль с корней, затем подрезаете, затем обдираете зрелую кору, потом кипятите, прессуете и грузите на корабль, после чего выпускаете стада свиней, чтобы те поели опавшие желуди, а в свободное время ухаживаете за подрастающими плантациями. Конечно, на этом делаете деньги. И много. Но… – Блайс снова покачал головой. – Для пробки надо родиться, чтобы быть преданным ей до такой степени, как это наблюдается у Сент-Ги. Такое не для меня. И даже для кузена могли бы найтись более легкие способы зарабатывать на жизнь.