Темная игра смерти. Том 2 - Дэн Симмонс

И тут из гостиной появился Винсент. Приблизившись к Джентри, он дважды взмахнул ножом, и тот, охнув, прижал руки к горлу, будто желая соединить вместе края раны. В течение нескольких секунд казалось, что ему это удалось, но затем кровь хлынула фонтаном, заливая руки и грудь. Джентри повалился на бок, мягко уткнувшись головой и плечом в пол. Он продолжал смотреть на Натали, пока глаза его не закрылись – медленно и плавно, как у засыпающего ребенка. Мощное тело пару раз дернулось и затихло навсегда.

– Нет! – закричала Натали и вскочила. Она кубарем скатилась с лестницы, больно ударившись левой рукой о нижнюю ступеньку, так что в плече у нее что-то хрустнуло. Но она уже не обращала внимания ни на боль, ни на щупальца, продолжавшие трепетать в ее сознании, как мотыльки, бьющиеся о стекло, ни на второй удар, когда она перекатилась через ноги Роба.

Думать было некогда. Ее тело действовало инстинктивно, исполняя то, что она приказала ему давным-давно, еще до того, как вскочила.

Винсент стоял и размахивал руками, пытаясь сохранить равновесие после того, как Натали врезалась в него. Чтобы нанести удар ножом, ему нужно было развернуться.

Не мешкая ни секунды, Натали перевернулась на спину, нащупала правой рукой тяжелый «ругер» как раз там, куда он должен был отскочить, и, подняв его, выстрелила подонку прямо в открытый рот.

От силы удара Винсент буквально взлетел в воздух, врезавшись в стену на высоте семи футов от пола, и сполз по ней, оставляя широкий кровавый след.

Не успев прийти в себя, Натали заметила, что Мелани Фуллер стала медленно спускаться, шаркая ногами по скрипучим деревянным ступенькам. Она попробовала встать, но сильная боль во всем теле не давала ей это сделать. Тогда она подняла револьвер и сквозь слезы, застилавшие глаза, прицелилась в Мелани Фуллер.

Старуха была от нее на расстоянии всего пяти футов. Натали ждала, что мерзкие щупальца вот-вот проникнут в ее сознание, заставят опустить револьвер, но ничего не происходило. Она нажала на курок – раз, два, три… Выстрела не было.

– Всегда надо считать патроны, милочка, – прошипела старуха. Она преодолела последние две ступеньки, перешагнула через ноги Натали и неуверенной походкой направилась к двери. У порога она обернулась: – До свидания, Нина. Мы еще встретимся.

Прямо в халате и тапочках Мелани Фуллер вышла на улицу, освещенную пламенем пожара, и исчезла.

И тогда Натали выронила револьвер и разрыдалась. Подобравшись к Джентри, она освободила его тело из-под Винсента и прижала окровавленную голову к груди. Остатки ее одежды, пол, все вокруг тут же пропиталось кровью. «Господи, ну за что?! Почему я всех теряю?» Ей хотелось громко кричать от нестерпимой боли утраты, разрывавшей сердце.

Когда Сол Ласки и Джексон вошли в дом минут через пять, подгоняемые пламенем пожара, ревом сирен и возобновившейся перестрелкой на улице, они увидели Натали все так же сидящей на полу. Голова шерифа покоилась у нее на коленях, она гладила его волосы и что-то еле слышно напевала ему.

Мне очень не хотелось покидать Ропщущую Обитель, но другого выбора у меня в тот момент практически не было. Все вокруг вышло из-под контроля; цветные избрали Новый год, чтобы устроить одну из своих бессмысленных потасовок, о которых я столько читала. Еще два-три десятилетия назад подобных вещей просто не могло бы произойти, но все резко изменилось после агитации за так называемые «гражданские права негров». Отец всегда говорил, что стоит неграм уступить дюйм, они потребуют ярд, а потом отхватят и милю.

Чернокожая девица, которая выглядела бы вполне привлекательно, если бы не прическа, почти убедила меня в том, что ее послала Нина, пока я не разгадала ее уловку. Об этом мне сказали голоса. В тот последний день они звучали особенно громко. Признаюсь, я с трудом сосредоточивалась на менее важных вещах, ибо пыталась хорошенько расслышать то, что мне говорили голоса детей – несомненно, мальчика и девочки со странным, похоже, британским акцентом.

Кое-что звучало вполне разумно. Они предупреждали меня о пожаре, мосте, реке и шахматной доске. Возможно, эти вещи имели отношение к их собственным жизням, каким-то роковым образом участвуя в их юных судьбах. Но предупреждения о Нине я слышала совершенно отчетливо.

В конце концов, эти двое так называемых Нининых посланцев, прибывших сюда из Чарлстона, оказались не более чем неприятным недоразумением. Я сожалела о потере Винсента, но, по правде говоря, он уже полностью выполнил свою задачу. Я плохо помню последние моменты в Ропщущей Обители, потому что у меня страшно разболелась правая часть головы. Когда Энн складывала вещи, еще до того, как заехать за мной, я заставила ее взять лекарства. Неудивительно, что мой полиартрит и застарелая мигрень повели себя таким образом в сыром, холодном и негостеприимном северном климате.

Когда я вышла из Ропщущей Обители, Энн перегнулась через переднее сиденье и открыла мне дверцу своей старенькой машины. Здание на противоположной стороне улицы горело – несомненно, это было делом рук черномазых бездельников. В свое время, когда меня посещала миссис Ходжес и начинала причитать о последних зверствах на севере, она неизменно указывала, что те, кто считались бедным, голодающим и подвергающимся дискриминации меньшинством, при первой же возможности крали дорогие телевизоры и модную одежду. Она считала, что цветные, будучи рабами, обкрадывали белых и продолжают делать это до сих пор. То было одним из немногих здравых суждений пронырливой старухи, с которым я соглашалась.

На заднем сиденье «де Сото» стояли три чемодана. В самом большом была сложена моя одежда, в среднем – наличные деньги и собранные Энн ценные бумаги, в самом маленьком – одежда и личные вещи Энн. Моя соломенная сумка тоже была там. На полу лежала двенадцатизарядная винтовка, которую Энн держала у себя дома.

– Поехали, дорогая, – промолвила я и устало откинулась на спинку.

Энн Бишоп вела машину по-старушечьи. Мы оставили позади Ропщущую Обитель и горящее здание напротив и двинулись на северо-запад по Джермантаун-стрит. Оглянувшись, я заметила, что там, где от Джермантаун отходит Квин-лейн, происходит какая-то стычка. На перекрестке стояли фургон и два низких несимпатичных автомобиля. Полиции видно не было.

Мы миновали Пенн-стрит, когда два фургона торгового вида выехали на середину улицы и перегородили нам дорогу. Я заставила Энн свернуть на левый тротуар и проскочить мимо. Из фургонов высыпало несколько человек, потрясая оружием, но тут же их внимание отвлек парень, который, повинуясь моему приказу, развернулся и стал палить из револьвера в своих напарников.

Все это была какая-то неразбериха. Если они приехали арестовывать цветных бездельников, пусть бы и занимались этим, оставив в покое двух пожилых белых леди.

Мы добрались до Рыночной площади, где, несмотря на темноту, я разглядела силуэт бронзового солдата-янки, высившегося на своем постаменте. Еще в первый наш выезд Энн сообщила мне, что гранитная глыба была привезена из Геттисберга. Я вспомнила: ведь генерал Ли отступал под дождем, он потерпел поражение, но не был повержен, с ним в целости и сохранности остались честь и гордость конфедератов. И это воспоминание тоже наполнило меня гордостью и заставило более оптимистично взглянуть на ситуацию – поле боя я покидала временно, сдаваться я не собиралась.