Один из многих - Егор Уланов

— Простите, Дмитрий Евгеньевич… — смущенно проговорила Елена.

— За что вы извиняетесь? — резко прервал Дмитрий. «Ишь, чего вздумала, за этого осла! Слышал, что высокомерья многовато. Уж что-что, а трио Министров вполне пристойно ведет. А этот…» — такие мысли блуждали у него.

Елена в ответ посмотрела умилительно, будто поняла, и обратилась к офицерам:

— А вы как знакомы с Дмитрием?

Василевский было начал говорить и даже успел произнести пару звуков, но Беликов по обыкновению перехватил инициативу:

— Да учились вместе в гимназии…

— Ну ты и франт, Василий! Заведение, где мы учились, даже школой-то назвать тяжело, а ты — гимназия…» — шутя перебил Беликова уже Кавалергардов.

Елена и Анетта Степановна непринужденно переглянулись, даже кто-то из министров улыбнулся, а Василий Робертович растерялся.

Ковров, повернувшись вполоборота, молвил: «О чем, господа, мы говорили?»

И далее министры начали повторяться о «важных» предметах. Офицеры с участием внимали и иногда даже что-то добавляли. Редактор Пальцев молча стоял рядом и уточнял, только когда его спрашивали.

Елена и Анетта Степановна спокойно кивали, но явно не слушали, а у Дмитрия все плыло мимо ушей. Эта беседа оказывала на него убаюкивающее воздействие, к тому же классическая музыка. Он был убежден, что Моцарта надо слушать в одиночестве, сосредоточившись, только тогда он пробудит воображение, а в сочетании с беседой, тем более скучной, классика способна привести лишь в объятья Морфея.

Неудивительно, что Кавалергардов, как ни старался, но все же начал разглядывать Елену Валерьяновну.

«И опять, я не могу ее понять. Что для нее этот брак? — сонно размышлял Дмитрий. — В один момент она к нему льнет, а в другой будто несчастнее всех на свете. Любит она его или нет? В любом случае Я любил бы ее гораздо больше, гораздо лучше, чем Кардов… Хотя нет, сам себя обманываю… Невозможно любить больше. Я бы любил по-другому, как все люди разные».

Пока он находился в раздумьях весьма прозаических, прошло несколько минут. Вечер выходил скучный, несмотря на все старания музыкантов и прислуги, впрочем, в свете скучные вечера, увы, не редкость.

Мероприятие было декларировано как бал, но мало кто танцевал. Ушли времена мазурки и вальсов. Гости или не умели, или стеснялись.

Многие уже начали скучать. Барышни доставали телефоны и принимались запечатлевать друг друга в чудесных декорациях и затем выкладывать. Ах, свободный «Инстаграм»! Как давно это было…

Тут же хотелось гостям поговорить о чем-нибудь блестящем, но о чем? И принялись обсуждать службы да новости.

К нашему кругу порхнула девушка. Вся изящная, быстрая. Она притворно обняла Елену, и та представила ее Дмитрию. Это Алена Павленкова в открытом черном платье с декольте. Лицо ее было гладко, как у фарфоровой куклы, и черные глаза сияли. Она обольстительно стряхнула темные локоны с плеч, и губы ее увеличенные прошептали приветствие.

Она была помощницей сенатора Совета Федерации. Ей было восемнадцать лет. Ее сопровождали пожилой мужчина — отец ее, крупный бизнесмен, и дама, стянутая корсетом, изрядно омоложенная процедурами, — ее мать. Они немного разбавили общество, но все время молчали, присматриваясь.

Елена видела, что гости либо вкушают закуски, либо смотрят в телефоны, а ее главным правилом на этот вечер было погружение в эпоху — то есть использовать гаджеты не слишком открыто. Потому на правах хозяйки она взяла с собой Анетту Степановну Комкину и отлучилась. Тут и Кардов воротился, присоединяясь к министрам.

Дмитрий прислушался к разговору.

— Современное поколение совсем не знает, как потешиться, — декламировал Ковров с интонацией.

— Уж и романтизм бесполезен, и бога-то нет, много всякого вздора! А на западе-то на западе, оттуда все, — поддерживал Золотарев. — Вот я говорю, в Лондоне у них там жуть, так просто жуть. Ведь я у нас в России, скажем, за пятьсот тысяч рублей скромно живу. Ну а там это только покушать, знаете ли.

Дмитрий задумался: «Иной человек за год такой суммы не заработал, а он… Впрочем, растратчик. Даже Комкин злорадно подмигнул Борвинскому. Думали, не замечу, проказники. А Ковров сам-то тихонько подсмеивается, похоже уж очень Золотарев цифры уменьшил. Привык по долгу службы».

— Да-да, мы поняли вашу мысль, Николай Германович, — прервал Золотарева Борвинский.

Неожиданно музыка сделалась громче и заиграл вальс. Из коридоров и дверей появились чудно одетые пары: стройные девы в прозрачных платьях и высокие юноши в подпоясанных камзолах. Они вышли к центру и начали кружить прямо возле гостей, никого не задевая. То были профессиональные танцовщики, которых наняла Елена для атмосферы. Гости ободрились, кто-то даже снимал сторис. И все невольно замолчали, любуясь пируэтами старинного танца.

Елена и Анетта Степановна вернулись, и с ними была третья дама в скромном, но изящном зеленом платье, которая взглянула на Дмитрия, и он тут же узнал в ней Алису, подругу Елены из тех времен, когда они только познакомились.

— Позвольте представить вам, — обратилась Елена к гостям, — мою лучшую подругу Алису, это она помогает мне с организацией вечера. Ее нужно благодарить и за этот прелестный танец.

Гости рассыпались в комплементах. Алиса была невысокая блондинка с голубыми глазами, правильным тонким носом и обольстительной улыбкой, которой тут же воспользовалась.

— Я вас помню, — обратилась она к Дмитрию, и грудь ее под платьем взволновалась.

— Очень рад встретить знакомое личико, особенно ваше, — вступил он, взяв ее руку и поднеся к губам.

Она была не из богатой семьи, скорее, из интеллигенции. У нее не было ни денег, ни красоты Елены, а все же они были подруги. Учась в одной школе, стали неразлучны, вместе поступили в МГУ и теперь, отучившись, Алиса сделалась организатором празднеств и зарабатывала сама, а Елена — женой чиновного миллионера и только тратила. Но ввиду их молодости меж ними еще не разошлась классовая пропасть проблем и возможностей, которая нередко изводит самую чистую женскую дружбу.

Министры чинно поклонились. Офицеры также задали тон приятный, и, кажется, Беликов даже оставил свою привычку перебивать друзей. Комкин опять привлек к себе внимание, и седовласый редактор Пальцев, вторя ему, высказал длинную хвалебную оду талантам Алисы. Так продолжали гости меж собой три вальсовых тура, пока танцоры, на которых мало кто теперь смотрел, отрабатывали сложнейшие движения, отточенные годами тренировок.

Дмитрий был оттеснен, но, не смущаясь, продолжал вариться в общей массе. Елена порхнула к мужу и едва заметно прижалась. Лицо ее было полно удовольствия. Она гордилась тем, как организовала всех этих первых лиц, как воссоздала дивную старину и как смогла вытащить сюда Дмитрия; найдя его глазами, посмотрела она затем на Алису, гордясь кое-чем еще. Но этого объяснить я не