Цена его обмана - Лия Романовская

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Не надо... — шепчу, задыхаясь от ужаса и душащих слез, что водопадом хлынули после удара. Но сейчас мне плевать на боль, пусть бьют, только не насилуют.

Он меня не слышит, одной ручищей удерживая мои руки над головой, а другой снимая с себя штаны. Зубами с утробным рычанием сдвигает вверх топик и прикусывает торчащий от холода сосок. Вскрик от пронзившей боли, секундная заминка... он справляется со своими штанами, и я замираю, чувствуя, как перестаёт биться сердце. Кожи касается чужая плоть, словно оголенный провод, удар, вскрик, возня. И я не сразу понимаю, что становится легче дышать.

— Ты охренел что ли?.. ой...твою мать!

Я даже не сразу понимаю, что на мне больше нет тяжелого тела... разжимаю кулаки, сквозь вату проступает мат, шаги и звук ключа в двери.

Вновь остаюсь одна и сейчас тяжело дышу. Так тяжело, будто пробежала марафон. Все еще в шоковом состоянии сажусь на кровати, слишком спокойно поправляю трусики и топ, поднимаюсь и.. замираю на середине комнаты. Неожиданно в голову закрадывается мысль, что можно спрятаться под кроватью и тогда меня точно никто не найдёт. Падаю на корточки, совсем не чувствуя боли в отбитых коленках и ползу вниз, в узкий лаз между полом и днищем кровати. Ложусь на ледяной пол животом, и отворачиваюсь к стене лицом. Зажмуриваюсь, подложив руки под голову, и закрываю глаза.

Это все не со мной, не взаправду, ерунда какая-то. Надо просто поскорее вновь уснуть и все будет кончено. Я проснусь в своей красивой уютной спальне, в которой сама так трепетно продумывала дизайн. Потянусь в теплой свежей постели и нехотя пойду варить кофе. Еще минут десять буду сонно вглядываться в утреннюю дымку над городом, не обращая внимания на ветку дуба, что так навязчиво тычется в окно.

Я усну, а когда проснусь, все встанет на свои места и мир вновь будет прежним.

Меня выволакивают за голую ногу, пока второй я пытаюсь отбиться, скуля и крича что-то неразборчивое. Хорошенько встряхивают. Снова этот тип в маске. Он качает головой и укрывает меня пледом. Тепло-то как, неужели бывает так тепло и сонно?.. Маска вновь берет меня на руки, но я больше ему не верю, я больше так не позволю себя обмануть. В прошлый раз тоже бережено нес и бросил. Меня все бросили. Лика, Валерка... все! Обвиваю его шею руками и прижимаюсь сильно-сильно, боясь, что он оставит меня в этой темной, страшной комнате.

— Не бросай... — шепчу в его горячую шею и, кажется, отключаюсь.

* * *

— Какого хрена ты делаешь?! Ты уверен, что она что-то знает? А то может сразу в расход и...

— Нет! Это ты уверен... твои ублюдки чуть не покалечили девчонку. Я только не пойму какого хера я на это подписался!

— Такого хера! Пусть отрабатывает сладким местом бабки за братца.

— Я уже не уверен, что она вообще что-то знает... какая из нее Нэнси, бляха муха?! Овца какая-то невинная. Ей богу.

— Ты сам постоянно говорил, что есть инфа, будто баба замешана. А уж зная, как этот удод на сестрице помешан был...

— Говорил, да. Но сейчас уже не уверен. И это не повод ее по кругу пускать!

— Ой ли? Когда Настю пу...

Резкий звук, вскрик...

— Не смей ты, слышишь? Я тебя...

— Рот закрой. Ты забываешься!

— Да пошёл ты на хер! Я на это не подписывался. И девку мучить не дам! Ты ж вроде такими делами не занимаешься?

— Это я раньше добрый был, а теперь мне надо бабки возвращать. Мне плевать на девку, ясно тебе?

— То-то ты на нее полез...

— Завали. И вообще не ори, не дома.

— Короче, с девкой я сам разберусь. Отпусти её.

— Ты идиот? Нет, ну правда... я не понимаю.

— И не поймешь... девка нужна живой и здоровой. Пусть поищет братца, тот должен клюнуть на ее поиски.

— Думаешь? Год не проявлял, а теперь вдруг?..

— Не сомневайся. Если жив, то проявит. А девка пусть поищет.

— Не тупи, она ментам нас сдаст и хер ты потом отмажешься. Похищение у нас карается по всей строгости.

— Это ты не тупи. Пригрозим подружку ее по кругу пустить, она носом землю рыть будет.

— Ну может ты и прав...

— Ну так что? Отпустишь?

— Ладно уж, твоя взяла. Но смотри... ты мне за нее головой отвечаешь!

— Замётано!

Открываю глаза уже заранее начиная бояться. Последние пробуждения от обмороков не приносили ничего хорошего, но на этот раз хотя бы никто не лезет мне в трусы. Мне так страшно хочется пить, что я понимаю — еще немного и я буду умолять их о воде. Непривычно тепло, даже жарко от одеяла, которым я укрыта. Желтый ночник лишь слегка подсвечивает комнату и этот свет не приносит боли, но дает рассмотреть место, где я нахожусь в это раз. Небольшая комната, кровать, на которой я лежу. Маленький диван в углу, телевизор на стене и зашторенное окно. Но света от него нет, то ли за шторкой жалюзи, то ли на улице ночь. Но то, что я впервые за все время вижу окно дает какую-то непонятную надежду. Я очень люблю окна...

Любила.

Я теперь не я. Странно даже подумать, что я могу любить что-то из прошлого. И само прошлое кажется нереальным, потому что настоящее заполнило собой всю меня до краев. Я вся состою из боли, страха и ужаса. Каждая моя клеточка буквально напитана страданиями и кровью и вряд ли я когда-нибудь смогу жить как раньше. Но даже если у меня это не получится, я все равно буду жить, чего бы мне это не стоило. Я выберусь.

От нестерпимого жара отбрасываю одеяло и осторожно сажусь в кровати. Но даже так меня штормит и кружится голова. Немного жду, когда отпустит, рядом с кроватью тумба и на ней то, чего я сейчас хочу больше всего на свете — бутылка с водой. Хватаю ее трясущимися руками, откручиваю крышку и жадно выпиваю до дна, до последней капли самую вкусную на свете воду. И с каждым глотком наполняюсь силой и жизнью, будто заливаю в себя кислород, пробивающий до мозгов электрическим разрядом.

Осторожно, боясь упасть, ступаю на пол и все-таки не выдерживаю, подхожу к окну. Так и есть — жалюзи. Поднимаю их вверх и чуть не смеюсь в голос -за окном стена. Почти впритык. Шутники, мать их.