Цена его обмана - Лия Романовская

Касаться лица тоже больно, особенно носа, но вода словно живая, смывает грязь и кровь, принося немного облегчения. Разбитые руки после воды тоже более-менее сносны. Пока еще синяки не так страшны, через пару дней я наверняка не смогу спокойно на себя смотреть. Впрочем, главное, чтобы я вообще могла смотреть, спокойно или нет — дело уже десятое.

На столе косметичка, внутри остатки чьей-то дешёвой косметики. Первым делом хватаю зеркальце и чуть не кричу от своего отражения. Губы разбиты и вздуты, под глазами два синяка, нос распух, кожа лопнула на месте удара. Из рассечённой брови струится тонкая струйка крови, корки размокли от воды и теперь сочатся сукровицей.

С остервенением наношу толстым слоем тональный крем, раз за разом. Консилер, румяна, помада, тени и тушь — ничего не может скрыть обезображенное лицо. Слезы подходят к глазам, но я буквально заставляю себя не плакать. Дома, дома наревусь вволю, а сейчас надо как можно скорее закончить это все.

Перед Психом появляюсь при полном «параде», он усмехается, но одобряюще кивает.

— Наконец. Перед смертью не грех и подкраситься...- смеётся, и я испуганно рыпаюсь назад.

Псих хватает меня за шею и прижимает к стене, жадно рассматривая.

— Шучу, спокойно.

Напряженно и громко дышу, пока он ощупывает меня, сжимая кожу до искр в глазах, так мне больно, и боюсь пошевелиться.

— Сладкая... — Псих проводит языком по шее и с силой прикусывает, да так, что я вскрикиваю от боли.

Он отстраняется и улыбается, на его зубах сейчас моя кровь.

— Я тебя пометил, еще встретимся...

От этой мысли содрогаюсь всем телом и все, чего мне хочется, это бежать. Но бежать некуда. Сейчас моя свобода в его руках, и я должна вести себя так, как хочет он.

Еще коридор и наконец мы подходим к железной двери. Псих открывает защёлки и в лицо мне ударяет солнечный свет, до того яркий, что я тут же хватаюсь за глаза. От боли их невыносимо жжет.

Неужели это на самом деле улица? Солнце, небо и свобода?

Не могу поверить и задерживаю дыхание от волнения.

— Что? Думала не утопаешь уже отсюда, да? Повезло тебе... отсюда и правда никто своими ножками не выходит.

Не слушаю его. Тру слезящиеся глаза, опираюсь о стену, чтобы не упасть.

— Видишь вон ту машинку? — указывает на черный джип, припаркованный в пяти метрах от нас, — тебе в нее. Доставят в лучшем виде.

Делаю шаг, ожидая подвоха и всё еще не веря, что меня так легко отпустят. И оказываюсь права.

Рука Психа ложится на плечо и сжимает его с такой силой, что я вскрикиваю.

— Погоди... еще раз повторю, вдруг ты забыла. Ты должна найти братишку.

— Он умер... — шепчу я, морщась от боли.

— Значит достань его из-под земли. У тебя всего одна попытка остаться живой — твой брат. Я надеюсь, ты понимаешь, что к ментам тебе нельзя? Это, конечно, всего лишь дружеский совет, ты можешь и не слушать умного парня...

— Я поняла. Спасибо.

— За тобой присмотрят, не сомневайся.

Киваю. Я согласна на все, лишь бы оказаться подальше от этого парня.

— Молодец, — улыбается Псих и кладет руку мне на грудь. Дергаюсь, когда он садистки ее сжимает.

Спустя секунду выталкивает меня на улицу и я, едва не упав, на негнущихся ногах подхожу к машине.

Дверь открыта.

Сажусь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Рядом человек в маске. За рулем тип, которого я вижу впервые. Он не смотрит на меня, трогает и машина резко стартует с места.

А я слегка расслабляюсь. Пока что этот тип в маске не делал мне ничего плохого, надеюсь и сейчас не станет.

* * *

Едем в молчании, но я нутром чувствую его взгляд на себе. Сейчас меня волнует только одно — куда и зачем меня везут.

Едем не долго. Вскоре вижу знакомые места и через десять минут мы тормозим возле магазина в трех кварталах от моего дома.

Тип за рулем оборачивается и грубо советует выйти, а я в нерешительности смотрю на соседа по поездке. Одобрит или нет?

Кивает с таким равнодушным видом, которое можно прочесть даже за маской.

Трогаю ручку двери в любой момент ожидая подвоха. И вновь оказываюсь права. Водитель, пока я еще в машине, оборачивается, смотрит на меня, на Маску.

— Уверен, что ее можно отпустить? Может того, в расход?

С замиранием сердце жду ответа, понимая, что сейчас все зависит от того парня, что сидит рядом. Но он вновь кивает и отворачивается к окну, давая понять, что эта тема ему больше не интересна.

— Ну смотри, если охота возиться. А ты... — он вдруг резко обращается ко мне, — Помни про свою подружку и знай, никакие менты тебе помочь не смогут, если обманешь. Что мы можем ты сама видела, так что...Дома скажешь, что загуляла с мужиками, телефон дома забыла, счет времени потеряла, — хохотнул он, — Если кто спросит, скажешь, что твой любовник дверь выломал, соперника искал.

— А... а сколько меня не было? — решаюсь задать давно волновавший вопрос.

— Да всего-то меньше двух суток. Всё, вали давай, пока не передумали.

Киваю, вместо слов из горла доносится какое-то жалкое бульканье. Я на все согласна, только отпустите меня уже.

Он машет рукой, разрешая мне выйти, и я на негнущихся ногах вылезаю из машины, и не оглядываясь бреду в сторону своего дома. В голове бьется всего одна фраза водителя — «меньше двух суток» ... Почему же мне казалось, что прошла вечность? Меньше двух суток, за которые я раз пять успела попрощаться с жизнью и три раза чуть не была изнасилована... Четыре.

Медленно, словно пьяная бреду по улице, и прохожие недоуменно оглядываются мне вслед. Представляю, как я сейчас выгляжу.

Сколько сейчас времени? Утро или день?

Спустя минут двадцать дохожу до знакомого перекрёстка — вот она моя улица с разношёрстными магазинами, чьи вывески так и манят мимопроходящих зазывающими плакатами и баннерами. Вот детский сад, совсем новый. Там, в трехстах метрах школа. Тоже новая. Новое здесь все — микрорайону нет и трех лет. Я тоже теперь новая, не лучше старой, просто другая. Хотя нет, я хуже. Теперь хуже.