Тольтекское искусство жизни и смерти - Барбара Эмрис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Пока не будет готов? – резко спросила она. – Хочешь сказать, он еще не закончил?
– Что? – в замешательстве пробормотала Сарита. Как может это существо помочь ей вернуть сына? Что она может о нем знать? – Нет, – сказала она, стараясь справиться со своим смятением, – он еще не закончил. Не довершил свою работу.
– И что это за работа?
Вот это да! Сарита подивилась: это создание ничего, оказывается, не знает. Но на душе у нее стало теплеть оттого, что она вернула себе инициативу. Мигель должен продолжить свои странствия, вести свои важные разговоры и, в конце концов, соединиться с самой Землей. Это ведь ясно! Он – вестник. Это его предназначение, как и многие другие дела. Его видение растет, расширяется – оно не должно сейчас оборваться.
– Он трудится с нашей всеобщей матерью – и труд этот он еще не закончил, – объяснила Сарита.
– Мне она не мать, – обеспокоенно сказала женщина.
– Он делится своей мудростью, щедро отдает другим…
– Кому отдает? Тебе?
– Миру! Он еще не окончил свою миссию вестника…
– Ты хочешь сказать – ему еще нужно какое-то время побыть твоим заботливым сыном?
– Ему еще нужно какое-то время побыть… самим собой!
Призрак беззвучно двинулся к старушке, дохнув ей в лицо холодом.
– А разве он не на сто процентов тот, кто он есть?
– Вы можете мне помочь или нет? – вне себя выкрикнула Сарита. – Он должен вернуться ко мне… в наш мир.
Прелестное существо коротко вздохнуло и наклонилось к старушке, внимательно рассматривая ее.
– Тебе нужна моя помощь? – только и сказала она.
– Мне нужны ваши знания.
Красавица снова вздохнула – теперь как будто прошипела, а в темнеющем небе сверкнула молния. Глаза ее вспыхнули красным цветом, который сменился нежнейше-карим. Женщина засмеялась, волосы ее развевал этот удивительный ветер чувств, поднимаемый, кажется, только ею.
– Подумать только! – снова прошипела она. – Глядя на тебя, можно было ожидать беды! А ты, оказывается, совсем безобидная. Да мы с тобой одной крови, vieja![9] Ты мое подобие, сестрица. Будь моим желанным гостем. Хочешь знаний – я тебя забросаю ими!
– Можешь называть меня матерью Саритой, я ведь старше тебя. А у тебя есть имя?
– Я тоже старая. Старше тебя, Сара… Сара, – существо отчетливо выговорило древнее имя со священными корнями, смакуя его звучание. Потом помолчало, разглядывая лицо старой женщины. – Сара, – снова прошептала она. – Впечатляет. Заслуженное имя. По такому случаю возьму-ка и я себе имя, которое будет мне впору.
Сарита ждала, перебирая в уме: какими только именами люди не называли это создание на протяжении тысячелетий – и священными, и похабными.
– Как меня называть? – громко вопросила красавица. – И на каком изысканном языке? Может быть, на твоем? – Ее лицо сначала выразило беспокойство, потом веселье и, наконец, решимость. – Зови меня La Vida[10].
Она бросила взгляд на дерево у горизонта и, усмехнувшись, вся преобразилась.
– Да-да, – вздохнула старушка. – Жизнь.
Кажется, это создание замахивается на то, что ей не по силам.
– Или… Пожалуй, нет. Думаю, La Luz[11] лучше подойдет.
La Luz? Опять пальцем в небо. Вообще-то, света в этом уголке маловато.
Сарита согласно кивнула.
– Почему бы и нет.
– Нет, – сама поправилась женщина. – La Verdad[12]. Зови меня так.
– Как скажешь.
Покачав головой, Сарита потянулась за сумкой.
– Постой! – Призрак завертелся на месте, всклубив краем платья пепел с земли. – Мне нужно величественное имя! Романтичное! Называй меня La Diosa![13]
«Ну да, конечно, – подумала Сарита. – Как не наречь себя богом, когда живешь только спесью и заблуждениями?» Когда-то ей рассказывали про один модный ночной клуб с таким названием в Гвадалахаре – там женщины плясали полуголыми на сцене, стыд-то какой! Она представила себе эту картинку, и ей стало смешно.
– У меня уже голова от тебя закружилась, – со вздохом пожаловалась Сарита. – Ла такая, ла сякая, ла-ла-ла. – Перед глазами у нее все стояли эти нагие девки из стрип-клуба, и ее так и подмывало подразнить это самонадеянное создание. – Может, просто Лала? Шикарное имя.
Рыжеволосая повернулась и уставилась на нее.
Сарита осеклась: уж не обидела ли?
– Ну, в имени Лала – и что-то светлое, и живое, – сказала она, чтобы исправить положение.
– Я – La Diosa, – заявила ее собеседница как о деле решенном и натянуто улыбнулась. – Но поскольку в этом начинании мы сестры, полагаю, что могу позволить тебе звать меня как-нибудь… живенько.
– Вот и славно. Тогда с чего начнем, Лала? Мне нужно подготовиться?
– Ничего не нужно, дорогая. Давай обратимся к памяти, этой княгине истины, – пусть она проложит нам путь!
– Но ведь память…
– Я знаю все, – перебила ее Лала. – Не забывай об этом. Если ты не будешь мне доверять, мы ничего не найдем – ничего, кроме света, движения… и беззащитных почек на безымянном дереве.
Сарита попыталась поточнее вспомнить, что Мигель говорил о памяти, но ничего не всплывало. Она не успела поразмыслить над тем, что плохого в почках на дереве, – ее новая знакомая быстро и бесшумно приблизилась к ней и снова устремила свой взгляд прямо ей в глаза.
– Мы воскрешаем видение, – торжественно произнесла она.
– Мы возвращаем моего сына, – поправила ее Сарита.
– Какой счастливый случай, – тихо откликнулась Лала. – Решение находится в сфере моего разумения. – Она не отводила от Сариты пронзительного взора. – Ты правильно поступила, что отыскала меня.
– На самом-то деле… – начала Сарита, но Лалу было не перебить и от взгляда ее не спрятаться.
– Тебе следует проявлять уважение.
– Вот как?
– Имей в виду: умения мои, приемы и правила ни с чем не сравнимы. Слушай меня.
«Слушай, но не верь», – напомнила себе Сарита.
– Слушай и повинуйся, – последовало еще одно указание.
Сарита твердо решила остаться в этом глухом уголке, кто бы ни был ее спутником. Она не уйдет отсюда, пока не достучится до сына.