Тольтекское искусство жизни и смерти - Барбара Эмрис

– О нет! – услышал он окрик матери. – Нет! Нельзя!

Подняв взгляд на мать, мальчик повторил за ней:

– Незя!

Он серьезно постарался точно воспроизвести звуки:

– Незя!

Мать среагировала незамедлительно и театрально. Она схватила его на руки и выбежала из дому, криком извещая всех и каждого о том, что маленький гений произнес первое слово.

– Вот! Слышала? – оживившись, воскликнула спутница. – Вот где начало!

– Начало чего? – спросила Сарита. – «Да-нет»? «Горячо-холодно»? «Mamá-papá»? Начало слов, ты хочешь сказать?

– Сло́ва, с большой буквы, – почти благоговейно проговорила ее попутчица. – Видишь, как это происходит? Одно слово ведет к другому, затем еще к одному, и так ты выстраиваешь мир восприятия. – Она смотрела Сарите в глаза. – Это миг, когда начинаются знания и та вселенная, которую они создадут. Это, – задумчиво добавила она, – миг моего рождения.

«Ее рождения?» – подивилась про себя Сарита. Существо с другого дерева подчиняется законам рождения и смерти, как и все мы? На любом языке это всего лишь значит, что печка, которая топится, обжигает. Без слова «нельзя» в воспитании малыша не обойтись. Она с интересом смотрела на Лалу – та выглядела гордо. Кто она такая, чтоб гордиться чужим ребенком?

– Всегда помни, – нараспев произнесла рыжеволосая, садясь за стол. – Хочешь вернуть своего любимого сына – следуй словам.

– Чепуха! – пророкотал чей-то голос.

Обе женщины вздрогнули и подняли глаза. В дверях, не входя, замер в ярком солнечном свете пожилой мужчина. Он был невысок, но держался с достоинством, отчего казался гораздо выше своего роста. Седина была в нем единственной чертой утонченности. Он был худ, крепок и довольно красив в своем костюме кремового цвета давно ушедшей эпохи.

– Papá! – воскликнула Сарита.

– Papá? – удивленно повторил мужчина. – Могу ли я быть отцом сей достопочтенной abuela?[17]

Он дотронулся до шляпы в знак приветствия.

– Это правда, я теперь и бабушка, и прабабушка, – сказала Сарита, идя ему навстречу, – а ты давно уже умер и лежишь на кладбище! Но все равно – какое счастье, что мы встретились!

Она обняла его и втащила в комнату.

– В какой это мир меня занесло, где моя дочь – прабабушка, а увядшие воспоминания вновь расцвели? – добродушно поинтересовался он.

Сарита не могла ответить на этот вопрос. Видя, что она растерялась, он решил прийти ей на помощь, подвел дочь к деревянному столу и сам сел рядом с ней.

– Кого мы нынче возвращаем?

– Младшенького моего. Ты ведь помнишь Мигеля, – ответила Сарита, накрыв его руку своей слабой рукой. – Он уходит от нас. У него был тяжелый сердечный приступ, в обычной семье он был бы уже приговорен.

– Если это правда, то вернут его не слова. Вернуть его может только непобедимая сила жизни.

Он бросил взгляд на того, кто был рядом с ней и теперь величественно восседал во главе стола. Подумав, что это какой-то господин, подобный ему, он почтительно кивнул, собираясь снова повернуться к Сарите. И вдруг резко обернулся. Нет, Сариту сопровождал человек, даже отдаленно не напоминавший его самого. Да это же женщина – красоты поразительной, глаза как горящие угли. Она улыбнулась ему, и глаза ее засветились еще ярче.

– Это Лала, – представила свою спутницу дочь.

– La Diosa, – поправила ее женщина.

Она знала, что у нее нет власти над мертвыми. Они не поддаются искушениям, для нее они недосягаемы. Но вот с этим, как и с ними всеми, был однажды случай…

– Вы, как всегда, прекрасны, señora, – кланяясь, сказал дон Леонардо.

И тут до него стало доходить. Может быть, его дочь не вполне понимает природу того, что тут происходит? Пока ему это не станет ясно, он будет честно играть в эту игру.

– Дамы, вы начали с самого начала? – спросил он.

– Ну, – пожала плечами Сарита, – мы видели как бы начало. Начали-то мы раньше, чем Мигель родился, в общем, с зачатия, но зрелище нам показалось каким-то неприглядным.

– И ничего нам не говорящим, – добавила вторая женщина.

– Покажите мне! – попросил отец Сариты, и в тот же миг свет утреннего солнца погас.

Без предупреждения все трое оказались у той самой кровати в темной комнатке с крошечным оконцем, где смеялась и вздыхала парочка. Лала, удаляясь в самый темный угол комнаты, молвила:

– Если позволите, на этот раз я избавлю себя от созерцания этой пошлости.

– Дон Леонардо, мы уже видели это, – напрягшись, запротестовала его дочь.

– Серьезно? – сказал он, широко улыбаясь. – Вы правда это видели?

Нагая женщина сидела верхом на муже, наслаждаясь соитием. Вдруг в экстазе она вскрикнула, как в прошлый раз, вскинув руки и откинув назад голову.

– Вот оно. Видели? – спросил пожилой господин.

– Да, – сказала Сарита, отвернувшись и глядя в открытое оконце. – И я это почувствовала. Я хорошо помню это мгновение.

– И что?

– И… Меня обожгло светом, это Мигель пришел в наш мир.

В черном небе зажглась звезда, и Сарита потеряла мысль.

– Вот диво-то!.. – прошептала она, ухватившись за оконную раму и окунув лицо в прохладу ночного воздуха.

– Да! Твое тело это почувствовало. Послание было доставлено, и внутри тебя зародился человек. В который уже раз! Малыш Мигель выиграл гонку. Соревновались десятки миллионов сперматозоидов, а победил он!

– Что за неприличные шутки? Ты для этого здесь? У меня нет ни времени, ни…

– Мы свидетели того, как возникает душа!

Сарита невольно обернулась:

– Душа? Бедная, грешная душа?

– Отнюдь! Душа – это эпоксидный клей, на котором держится вселенная, это же элементарная физика, – провозгласил он. – Вы видите, как катаклизм деления двух клеток рождает новую вселенную!

Довольный собой, он остановился, чтобы перевести дыхание.

– Тело мальчика зарождается, – задумчиво проговорила Сарита.

– И из него вырастет мужчина. Душа об этом позаботится.

– А как же Бог?

– Да, – поддакнула из темноты Лала, – расскажите нам, что вы знаете о Боге.

– Все это и есть Бог, – ответил Леонардо, бросив взгляд в темный угол. Он выразительно показал на кровать. – Разве это не Бог действует?

– Нет, вы мне расскажите, – перекрывая стоны двух любовников, повысила голос Лала. – Расскажите же о Боге.