Ты меня полюбишь? История моей приемной дочери Люси - Кэти Гласс

Еще раз поблагодарив, Миранда вышла из магазинчика. Она была встревожена сильнее, чем раньше. Совершенно ясно, что мать не могла присматривать за Люси. Но она почти ничего не могла сделать: ей не были известны ни фамилия, ни номер социального страхования, ни адрес женщины. Под проливным дождем Миранда побежала к машине, села в нее и закрыла дверцу. В офисе она обсудит все со своим начальником, и тот убедится, что она ничего не упустила. Как жаль, что соседи не позвонили в социальную службу или полицию – тогда Люси и ее матери можно было бы помочь. Но они, как и многие, не говорят о своих подозрениях, считая неэтичным шпионить за другими людьми. Все надеются, что ответственность возьмет на себя кто-то другой. И кто-то другой позвонит.

Когда Миранда вернулась в офис, Бонни была в трех милях от нее, она ехала в поезде в другой большой город в сорока милях отсюда. Там жила ее тетя Мэгги. Две ночи Бонни ночевала на улице, страшно беспокоясь о состоянии Люси. В конце концов она все же позвонила матери и попросила помощи. Мать, к ее удивлению, оказалась трезвой. Она никак не ожидала, что Бонни ей позвонит. Впрочем, то, что у нее есть ребенок, мать не удивило.

– Я всегда знала, что ты будешь шлюхой, – закашлявшись, пробормотала она. – Какова мать, такова и дочь!

Бонни с трудом сдержалась, чтобы не сказать, что она никогда не была такой, как мать, и никогда такой не станет – даже через миллион лет! Но ей нужна была помощь матери. Впрочем, та сразу же сказала:

– Если думаешь, что можешь вернуться домой, забудь об этом! Мой новый дружок приехал с детьми, так что места для тебя нет.

Бонни ничего другого и не ожидала – мать всегда думала только о себе.

– А бабушка? – спросила она. – Может быть, мы с Люси можем пожить у нее, как раньше?

Мать цинично рассмеялась.

– Давно же ты не была дома! Бабка в доме престарелых. Окончательно с ума свихнулась и ног лишилась.

Бонни расстроилась из-за бабушки. Безразличие матери выводило ее из себя. Нужно было раньше обратиться к бабушке, может быть, все было бы иначе. Она уже хотела повесить трубку, но мать сказала:

– Позвони тете Мэгги. Она всегда была без ума от детей.

Тетя Мэгги была единственной родственницей, с которой мать поддерживала связь. Хотя Бонни ее совсем не помнила – они виделись, когда ей было всего три года, – Мэгги всегда присылала матери открытку на Рождество, приглашая приехать.

– Дай мне ее адрес и телефон, – попросила Бонни.

– Скажи «пожалуйста»!

– Пожалуйста.

Мать продиктовала адрес и телефон, и Бонни все записала.

– Пока, – сказала мать, не добавив ни «береги себя», ни «звони». И повесила трубку.

Бонни почувствовала обиду на мать, которая не видела ничего особенного в том, чтобы приютить своего нового приятеля с его детьми и прогнать родную дочь и внучку. Впрочем, она к этому давно привыкла. Мать всегда была такой. Вряд ли она могла измениться. Я никогда не поступлю так со своей дочерью, подумала Бонни.

На последние деньги она купила билет на поезд. Позвонить Мэгги уже было не на что. Бонни собиралась просто приехать. Она надеялась на лучшее. О тете Мэгги, кроме того, что она была замужем и любила детей, Бонни знала только то, что она была мулаткой. Они с матерью Бонни были сводными сестрами: отцы у них были разными, но отец Мэгги был чернокожим.

Люси спала в своей корзинке рядом с Бонни. Под мерный перестук колес она тоже задремала. В дороге она получила эсэмэску от Винса: «Самолет взлетает через полчаса. Пока. Винс». Она не ответила. Так Бонни в последний раз общалась с отцом Люси.

Ктете Мэгги Бонни приехала около шести вечера. Тетя жила в викторианском таунхаусе на окраине города. Бонни вся измучилась и замерзла. Ей пришлось всю дорогу от вокзала тащить сумку и корзинку с Люси – а это было больше мили. Бонни поставила корзинку на ступеньку, радуясь хоть малому облегчению, и нажала кнопку звонка. Ей уже было ясно, что этот дом не похож на дом матери и на те места, где она жила прежде. Аккуратный садик, свежепокрашенная красная дверь, небольшое деревце в горшке в портике и коврик у двери – все говорило о том, что за этим домом ухаживают. И ухаживают за теми, кто здесь живет.

Бонни еще раз нажала на звонок и почувствовала, что сердце ее забилось. А вдруг дома никого нет? Что ей тогда делать? Вдруг тетя Мэгги не захочет ей помогать? Бонни не знала даже, чего она хочет от тети Мэгги – ведь она была ей чужой. Но она так отчаялась, что готова была пойти по любому адресу, какой дала бы ей мать или кто-то еще. Невозможно жить на улице с ребенком. Она молила бога, чтобы тетя Мэгги помогла ей – ведь ей больше некуда было идти.

Она услышала шаги за дверью – детские шаги, как ей показалось. Дверь распахнулась. На пороге стояли мальчик и девочка лет десяти. Они улыбались ей. Дети были одного роста, с крупными темными глазами и темной кожей. Курчавые волосы мальчика были подстрижены коротко, а девочка заплела аккуратные косички.

– Кто там? – раздался женский голос.

Дети с любопытством смотрели на Бонни.

– Не знаем, мам! – крикнул мальчик. – Какая-то женщина!

– Что она продает?

Дети перевели взгляд с Бонни на Люси в корзинке.

– Ребенка! – со смехом прокричал мальчик.

Дети расхохотались, и Бонни впервые за долгое время почувствовала, что улыбается.

– Нет, я не продаю своего ребенка, – с улыбкой сказала она. – Скажите маме, что приехала Бонни.

Детям не пришлось это пересказывать. Бонни увидела, что женщина уже сама спешит к дверям. Она оказалась среднего роста, довольно пухленькая, в черных брюках и яркой блузе.

– Чем могу вам помочь? – сказала она, подходя к двери и глядя на Бонни, ее сумку и ребенка в корзинке. Дети стояли по бокам от матери.

– Вы Мэгги? – спросила Бонни.

Женщина кивнула.

– Ваш адрес дала мне мама. Я Бонни.

На лице женщины отразилось удивление, а потом она поняла, кто перед ней.

– Дочь моей сестры! – воскликнула она. – Господи боже! Что ты здесь делаешь?

Шагнув вперед, она крепко обняла Бонни.

– Ты должна была сказать, что приезжаешь. Я и понятия не имела.

Бонни почувствовала себя неловко. Ей не нравился физический контакт, особенно с незнакомыми людьми. Когда Мэгги ее отпустила и отступила в сторону, Бонни стало легче.

– Как ты смогла дойти по такому холоду, с сумкой и с ребенком? – затараторила Мэгги. Бонни не успела ответить, как ее уже втащили в дом. – Входи же, на улице так холодно. Господи, девочка! Давай я тебе помогу!

Мэгги подняла корзинку с Люси со ступенек и внесла в дом, одновременно заглядывая в лицо девочки. Обычно Бонни никого к дочке не подпускала, но тут она почувствовала, что не имеет ничего против тети Мэгги. Ощущение того, что контроль теперь в руках другого человека, приносило ей облегчение.