Блюз мертвых птиц - Джеймс Ли Берк

— Мистер, попросил бы вас не выражаться, пожалуйста, — заметил бармен.

— Прошу прощения, — ответил Клет.

— Пойдем отсюда, — предложил я.

— Нет, мне здесь нравится. И бар мне нравится, и еда, и компания, с чего бы это я вдруг все это бросил?

— Ты в том смысле, что лучше мне уйти? — спросил я.

— Знаешь, в бордель ходят не за тем, чтобы в шашки поиграть. — Клет Персел задумался над своими словами и скромно улыбнулся. — Так, музыкой навеяло, меня в действительности все это весьма устраивает. Это тот айпод, который я видел у тебя в больнице?

— Да, слушал тут песни Мелтон. Сейчас «Блондинка Джоли» играет.

— Ну-ка, дай взглянуть. — Он взял айпод с барной стойки и начал листать список треков. Слушай, да тут всего-то несколько песен: Уилл Бредли, «Тадж-Махал» и Ллойд Прайс.

— Песни Ти Джоли там тоже есть.

— Нет, Дэйв, их нет. Посмотри сам.

Я забрал у него айпод, отключил наушники и положил себе в карман.

— Давай-ка проедемся до Сент-Мартинвилла, — предложил я.

— Зачем? — спросил Клет.

— Я знаю, где находится дом Ти Джоли.

— И чего нам там делать?

— Пока не знаю. Хочешь остаться здесь и трепаться о футболе?

Клет взглянул на бармена.

— Заверни-ка мне устричный сэндвич и пару длинношеих бутылочек «Будвайзера», — попросил он. — И прости за мой треп. У меня неисправимый дефект речи. Это одно из немногих заведений, куда меня все еще пускают.

Все в баре заулыбались. И кто после этого скажет, что Клет лишен всяческого шарма?

Шел дождь, когда мы ехали по двухполосному шоссе сквозь длинный тоннель деревьев в сторону района чернокожих на южной окраине Сент-Мартинвилла. Сквозь пелену дождя виднелись огни пары ночных клубов; перед старой французской церковью на площади и позади «Дуба Эванджелины»[8]горели прожекторы. За их исключением большая часть города была погружена в темноту, если не считать фонарей на перекрестках и маячков на разводном мосту, под которым высоко струился желтый канал, покрытый танцующими каплями дождя.

Ти Джоли выросла в районе, сплошь состоящем из убогих лачуг, которые когда-то были частью большой плантации. Люди, живущие там, именовали себя креолами и не любили, когда их называли чернокожими, хотя сам термин изначально обозначал второе поколение колонистов, потомков континентальных французов и испанцев, рожденных в Новом Орлеане или пригороде. В довоенное время была еще одна группа смешанного происхождения, именуемая «свободными цветными людьми». В ранние годы эры гражданских прав потомки членов этой группы стали именоваться креолами, и некоторые из них присоединились к белым, противящимся принудительной интеграции в школах. Этот факт всегда напоминает мне о том, что человеческое стремление принадлежать к элите неискоренимо.

Ти Джоли жила с матерью и младшей сестрой на байю, в доме, построенном из кипариса, с двумя спальнями и ржавой крышей. Дом стоял в окружении орешин, черемухи и черного дуба спереди, зарослей бананов высотой выше крыши среди овощных грядок сзади и небольшого причала со стороны канала. Когда мы с Клетом въехали во двор, я и не знал, чего ожидать. Быть может, я хотел убедиться в том, что Ти Джоли была в порядке, что жила в районе Нового Орлеана и действительно навещала меня в больнице на авеню Сент-Чарльз. Я не считал свой визит исключительно эгоистичным поступком. Я хотел убедиться в том, что она в безопасности, что ее не окружают опасные парни, что она родит ребенка, хотя от него желал избавиться ее любовник. И я хотел верить, что он окажется достойным мужиком, который женится на ней и будет заботиться об их чаде, и что Ти Джоли Мелтон и ее семью ожидает в жизни все только самое лучшее. Я искренне желал этого, и мне было все равно, пусть даже окружающие считают меня помешанным.

Мы с Клетом ступили на веранду. Порывы ветра превращались в дождевые воронки, возникавшие по всему участку, на деревьях и на огромных блестящих кустах лопухов, растущих вдоль берега канала. Открылась дверь, и мы неожиданно увидели силуэт на фоне лампы в дальнем конце помещения. Силуэт передвигался посредством двух тросточек, спина его была согнута настолько, что ему приходилось с усилием поднимать свой подбородок, чтобы взглянуть прямо на нас. Его пальцы напоминали скорее когти, а кожа была обезображена заболеванием, которое иногда приводит к выщелачиванию цвета из тканей чернокожих людей. Не было бы преувеличением сказать, что своим видом и формой старик походил скорее на горгулью. Но его глаза были того же цвета, что и у Ти Джоли, иссиня-зелеными, и такими светящимися, что казалось, что ты смотришь на пронзенную солнцем волну, перекатывающуюся через коралловый залив на Карибах.

Я представился, показал ему свой значок и сказал, что я друг Ти Джоли и недавно видел ее в Новом Орлеане, а теперь хотел бы удостовериться в том, что у нее все в порядке. Внутрь он нас не пригласил.

— Значит, видали ее? — спросил он.

— Да, она навестила меня в больнице, где я лечился от травм. Вы ее родственник?

— Я ее дед. Как матери ее не стало, так она и уехала, месяца с три назад. Вот Прям там, на причале, парень на лодке ее подобрал, и с тех пор от нее ни весточки. А потом и сестренка ее, Блу, тоже уехала. Вы, случаем, Блу не видали?

— Нет, сэр, боюсь, что нет. Можно нам зайти?

— Пожалуйста. Меня зовут Эвери Дебланк. Вы уж простите, у меня тут не очень-то чисто. Кофе хочете?

— Нет, спасибо, — сказал я. Мы с Клетом сели на покрытый тканью диван, а мистер Дебланк остался стоять.

— Вы заявляли об исчезновении Ти в полицию?

— Угу, поговорил с помощником шерифа. Да только плевать им всем на нее.

— Почему вы так думаете?

— Да помощник шерифа говорил, что у нее, извольте видеть, «репутация». Так и заявил: «Репутация у нее еще та, и не подумай, что положительная». Говорил, она убегала еще в старших классах школы и тусовалась с парнями, которые толкали дурь. Я у него спросил, а есть ли здесь хоть один парень, не торгующий травкой. Звонил ему еще два раза, и каждый раз он отбрехивался, дескать, состава преступления нету. Я, пожалуй, присяду, не могу долго стоять. Кофе точно не хочете?

— Сэр, у вас есть кто-нибудь, кто мог бы вам помогать? — спросил я.

— Моей беде не поможешь, я восемнадцать лет проработал в Карвилле. Думаю, я напугал того помощника шерифа, он мне даже руку не пожал.

— У вас болезнь Хансена?[9]— спросил я.

— И это, и еще целый букет в придачу, — он впервые улыбнулся, и глаза его были полны света.