Жюстина, или Несчастья добродетели - Маркиз Де Сад

— Вы будете моей туалетной служанкой, дитя мое, —продолжала Дельмонс. — Будете отвечать за все, что касается этой стороны,и если докажете свое прилежание, не пройдет и года, как я назначу вас своейтретьей горничной.

— О мадам, — ответила сконфуженная Жюстина, —я не думала…

— Ах, как я вас понимаю! Это говорит ваша гордость;скажите, Жюстина, это и есть одна из добродетелей, которые я предполагаю в вас?

— Вы правы, мадам, хотя послушание должно быть напервом месте, во всяком случае так диктуют мне мое нынешнее положение и моизлоключения, так что распорядитесь, чтобы меня ознакомили с моимиобязанностями, и будьте уверены в моем прилежании.

— Я сама ознакомлю вас с ними, дорогая, — ответилаДельмонс, вводя Жюстину в две глухие комнаты, которые находились за стекляннойперегородкой в элегантном будуаре. — Вот место вашей службы. Здесь, —продолжала сибаритка, открывая дверь одной из комнаток, уставленнойвсевозможными биде и ваннами, — комната для омовения, вы должныподдерживать здесь чистоту, опорожнять и наполнять эти сосуды. Вторая, —продолжала Дельмонс, открывая другую дверь, — предназначена для занятий,так сказать, менее возвышенных: вы видите кресло с отверстием; здесь есть и удобствав английском духе, но я предпочитаю именно это удобное приспособление. Теперьвы знаете, девочка моя, чем вам придется заниматься, кстати, эти хрустальныевазы предназначены для малой нужды. Есть еще одна вещь, о которой я должна васпредупредить, я понимаю, что. она довольно деликатная, но это стало для меняпривычкой, и мне трудно будет от нее отказаться.

— О чем идет речь, мадам?

— Вы всегда должны присутствовать, когда я делаю здесьсвои дела, и… остальное я скажу тебе на ушко, дитя мое, так как добродетельныелюди обычно краснеют, когда им приходится признаваться в таких причудах: тебепридется мягкой губкой, которую ты видишь в этом шкафчике красного дерева,вытирать то, что неизбежно остается на теле после отправления таких грязныхнадобностей.

— Мне самой, мадам?

— Да, детка, тебе самой. Девушке, которая была здесь дотебя, приходилось еще хуже, но ты, милая Жюстина, внимаешь мне уважение, тыдобродетельна, и это меня обязывает…

— Так что же делала девушка, которая служила у вас доменя?

— То же самое только языком.

— Ах мадам!

— Да, я понимаю, что это нелегко. Вот до чего доводятнас роскошь, изнеженность и забвение всех общественных обязанностей. Мыпривыкали смотреть на все, что нас окружает, как на предметы, служащие нашимпотребностям… Знатное имя, сто тысяч ливров годовой ренты, уважение, почет —вот что приводит нас к крайней степени разложения. Но я исправлюсь, дорогаямоя, честное слово я начинаю обращаться в истинную веру, и твой возвышенныйпример довершит это чудо. Столоваться вы будете вместе с моими служанками ибудете получать сто экю в год. Это вас устраивает?

— Увы, мадам, — сказала Жюстина, — несчастьеникогда не торгуется: оно принимает любую помощь, которую ему предлагают, нопризнательность с его стороны пропорциональна роду услуг, которые емуоказывают, и тому способу, каким их оказывают.

— О, вы всем будете довольны, Жюстина, это я вамобещаю, — заметила Дельмонс. — Только у меня есть свои привычки, и япрошу вас не заставлять меня отказываться от них… Ах, я забыла показать вамвашу комнату; она соседствует с теми двумя кабинетами, но совершенно отгороженаот них; она похожа на крепость… впрочем, довольно симпатичную: хорошая постель,звонок, которым я могу вас вызвать в случае необходимости. Итак, я оставляювас, голубка моя, с чувством удовлетворения, что хоть чем-то угодила вам.

Едва оставшись одна в своей новой комнате, Жюстина сноваразразилась слезами. Что же получается, спрашивала она себя, думая о своейучасти, которая стала, пожалуй, еще хуже, эта женщина привела меня сюда, в свойдом, по ее словам, из уважения к моим добродетелям, и в то же время ей нравитсяунижать меня до такой степени, что она предлагает мне самую низкую и грязнуюработу! Почему же, если все люди похожи друг на друга, так необходимо, чтобынекоторые оказывали другим столь унизительные услуги? О сладкое равенствоприроды! Неужели никогда ему не воцариться среди людей?

Тем временем Жюстину позвали к обеду; она познакомилась стремя новыми подругами, и все трое были красивы как ангелы. Вечером онаприступила к своим обязанностям: вначале гардеробная, затем биде. Жюстинапослушно водила губкой, промокала, подмывала, вытирала тело хозяйки, и все этопроисходило в молчании, которое показалось ей очень странным. Казалось,достоинство графини Дельмонс не позволяет ей разговаривать со служанкой, или,может быть — и мы склоняемся к этому предположению, — может быть, мадамДельмонс молчала, чтобы ненароком не проговориться и не выдать своих тайныхнамерений, касавшихся ее жалкой рабыни.

Однако наблюдательная и сообразительная сирота скорозаметила, что примеры добродетельности, которые она должна была подавать, неспособствуют превращению ее высокородной госпожи в святую. Пользуясьотсутствием мужа, плутовка предавалась распутству без зазрения совести; иоргии, происходившие в дышавшем сладострастием будуаре, расположенном пососедству с двумя комнатками, которые были вверены заботам Жюстины, убедили еев том, что в этой женщине очень мало искренности. Один раз двое или троемолодых людей вошли в эти кабинеты и грубо оскорбили Жюстину, котораязанималась там своими делами. Она пожаловалась, но ее едва выслушали, тогдадобронравная девушка, укрепившись в намерении в скором времени покинуть этотдом, тем не менее решила из осторожности потерпеть еще немного. Как-то раз ейпоказалось, что она услышала голос Дюбура, она прижалась ухом к двери, нослышно было плохо. Это был, конечно, Дюбур, однако были приняты все мерыпредосторожности, чтобы козни против нее оставались под покровом самой строгойтайны.

Такая жизнь в сущности спокойная и однообразная,продолжалась около двух месяцев, когда мадам Дельмонс, не в силах болеесдерживать свои преступные страсти, появилась однажды вечером в туалетнойкомнате, подогретая вином и похотью.

— Жюстина, — начала она несколько грубымтоном, — скоро освободится место моей третьей горничной: Сюзанна, котораяего занимает, влюбилась в моего старшего лакея, и я решила их поженить. Однако,дитя мое, чтобы заслужить подобное назначение, я потребую от тебя услуг,отличающихся от тех, что составляли до сих пор твои обязанности.

— О чем идет речь, мадам?

— Мы будем спать вместе, Жюстина, и ты будешь ласкатьменя.

— О мадам, выходит в этом заключается добродетель?

— Как! Ты еще не выбросила из головы свои химеры?

— Химеры, мадам?.. Добродетель вы называете химерой?

— Естественно, мой ангел, и нет на свете болееотвратительной. Добродетели, религий — все это элементарные цепи, над которымисмеются философы и сокрушить которые им ничего не стоит. Единственные законыприроды — наши страсти, и как только они сталкиваются с добродетелью, онатеряет всякую реальность. Какое-то время я думала, что смогу одолеть сильнуюлюбовь, которую ты мне внушаешь, я постоянно видела тебя рядом и полагала, чтотвое присутствие облегчит боль, которую вызвали в моей душе твои глаза, и еслия подвергла тебя столь суровым испытаниям, так для того лишь, что мнедоставляло удовольствие показываться перед тобой без одежды. Но твоебезразличие в конце концов возмутило меня, и теперь я уже не в состояниизаставить замолчать свои страсти, поэтому ты непременно должна утолить их.Следуй же за мной, небесная дева.