Три мужа и ротвейлер - Наталья Александрова

— Гораций может это подтвердить? — машинальноспросил Мехреньгин. — Как его фамилия?

Он замолчал от тычка в бок, Потому что второй милиционер,пухлощекий, которого звали Дима, увидел по моему лицу, что я сейчас умру отсмеха, и все понял про Горация. Я в свою очередь взглянула на Мехреньгина ипоняла, что он не полный идиот.

Просто человек не спал ночь, вот и зарапортовался.

— Гораций ничего не сможет подтвердить, онсобака, — мягко начала я. — Квитанция находилась в кармане оранжевойкуртки, это моя собачья, так сказать, одежда. Куртку эту я вчера вечером даланадеть Луизе Семеновне Плойкиной, потому что шел сильный дождь, а у нее не былозонтика.

Далее я достаточно подробно объяснила им, кто такая Луиза,как она оказалась в моем доме и почему шла вечером одна.

— А теперь вы мне расскажите, как она была убита!

— Ее задушили телефонным шнуром.

Скорее всего, с целью ограбления, — вздохнулМехреньгин.

— Да что у нее брать-то? — воскликнула я.

— — И не говорите, — он понурился, — из-забуханки хлеба могут человека убить. Совсем народ с катушек сошел.

— Ну надо же, — растерянно протянула я, —ужас какой!

Во мне проснулись некоторые угрызения совести. Если бы вчерая не выперла Луизу под дождь, она не встретила бы грабителя и, возможно,осталась бы жива. Либо дождь бы прошел и на улице оказалось больше народу, либоже грабитель успел отыскать ,бы себе другую жертву. Но тогда пострадал быкто-то другой, возразила я себе, и, возможно, он был бы не такой противный, какЛуиза. Я вспомнила, как она шарила в кабинете Валентина Сергеевича, и поняла,что по-прежнему не испытываю к ней теплых чувств.

Милиция наконец убралась восвояси, обрадовав на прощание,что меня еще вызовет следователь. Расстроенная, я потащилась на кухню, чтобывыпить кофе и собрать в кучку ускользающие мысли.

Артем, оставленный без присмотра, сожрал остатки вчерашнегообеда, приготовленного Олегом. Кроме того, он вообще полностью опустошилхолодильник, так что нужно было идти в магазин. А я-то хотела сегодня целыйдень посвятить Бельмону!

— Тебя что — дома не кормят? — холод ноосведомилась я.

— А почему это, как ни придешь, все у тебя холодильникпустой! — немедленно отреагировал Артем, будучи, как всегда, на высотесвоего потрясающего хамства.

— Как это — пустой? — я, как обычно с Артемом,завелась с пол-оборота. — Был полный. Пока ты не пришел. И обед мойсегодняшний, между прочим, ты сожрал. Жаркое по-мексикански! Было…

— Что, это? — Он пренебрежительно показывал напустую кастрюлю.

— Именно это! — агрессивно наступала на него я.

— Да, ничего, — милостиво согласился Артем идобавил удивленно:

— А знаешь, ты научилась вполне сносно готовить.

И поскольку я промолчала, потому что жаркое готовил вчераОлег, Артем продолжал, ни капли не смущаясь:

— Если бы ты так готовила, когда мы были женаты, я бытебя ни за что не бросил.

— Ах ты, паразит! — Я шагнула к нему и подняла ужеруку, чтобы как следует двинуть, но не выдержала и рассмеялась. С ним всегдатак, невозможно сердиться. Разумеется, он прекрасно помнит, что выгнала его я,доведенная до крайности бесконечными интрижками, но специально меня злит.

Артем встал и потянулся так, что разошлись пуговицы нарубашке.

— Ну и пузо! — не удержалась я. — Сколько жеты весишь?

— Девяносто два! — гордо ответил он. — И этоеще не предел. Ну что, пойдем?

— Куда еще? — удивилась я.

— Как — куда? В спальню.

Это его обычные шуточки. Прекрасно знает, что никуда я с нимне пойду. У меня принцип: если уж развелась с человеком, то все, никакогосекса. А то, если еще и спать со всеми бывшими мужьями, то можно совсемзапутаться.

— Нет, дорогой, — спокойно ответила я. — Вспальню мы не пойдем. А пойдем гулять с Горацием. То есть ты пойдешь по своимделам, а мы тебя проводим.

— А зря, — серьезно сказал Артем. — Тебенужна хорошая встряска. Ты стала нервная и вообще плохо выглядишь.

В его голосе неожиданно прозвучала такая забота, что я дажене обиделась.

— Ладно, надень на этого негодяя намордник, а я покапереоденусь.

Артем ушел искать Горация, а я удалилась в свою комнату.Натягивая джинсы и машинально рассматривая себя в зеркало, я с грустьюубедилась, что Артем не врет. Выгляжу я действительно в последнее времяневажно.

Какая-то нервная вокруг меня атмосфера.

Все время кто-то крутится возле. Вот например, телефонныймастер. Чего ему было надо? Ограбить мою квартиру? Или Луиза… Но с Луизойвопрос решен, больше она не придет. Как говорится, нет худа без добра. Иливчера, эти, насчет обмена… Не хочу я никуда из этого дома выезжать. И не поеду.Мне нравится эта квартира, память о маме и Валентине Сергеевиче. Кроме того,Гораций привык и опять же, парк рядом, есть где гулять. Олег сказал, что этикрасномордые — мелкая шушера. Но чего им тогда нужно?

Ведь в самом деле, неужели они думают, что заставят меняпоменяться, вот силой заставят подписать все документы? Я же не пьяницакакой-нибудь, которого можно обмануть, подпоить. Зачем же они угрожают? Ипочему их как ветром сдуло, когда Олег пугнул несуществующим Костей Орловским?Работают от себя? Тем более странно, потому что даже если они меня запугаютнастолько, что я соглашусь на обмен, у нотариуса все выплывет наружу, крупноеагентство, которое занимается расселением квартир в нашем доме, все узнает. И украсномордых будут большие неприятности. На что же они рассчитывают?

В коридоре я машинально поискала на вешалке оранжевуюкуртку, не нашла, вспомнила Луизу и расстроилась. Какая ужасная смерть!

Дождь кончился, но на улице было сыро и холодно. Мыпроводили Артема и уныло побрели в парк. Я не стала спускать паршивца Горация споводка, мы медленно потащились по главной аллее, стараясь миноватьмногочисленные лужи. Я грустно размышляла о своей жизни. Артем, как это нипротивно, прав. Выгляжу я в последнее время ужасно. Во-первых, смерть мамы,болезнь Валентина Сергеича и его смерть очень на меня повлияли. Это естественно— я потеряла единственных близких мне людей. Где-то я читала, что со смертьюродителей, когда бы это ни произошло, уходит молодость, потому что нет большена свете людей, которые знали тебя маленькую. В моем случае это особеннотяжело, так как у меня нет ни сестер, ни братьев, ни подруг. И вот теперь яосталась совершенно одна. Одиночество редко кому на пользу. И я замечаю засобой, что начинаю потихоньку разговаривать вслух.

Если бы нужно было ходить на работу, то я хотя бы следила засобой, одевалась прилично, посещала парикмахерскую. Но поскольку выхожу ятолько в магазин или на прогулки с тем же Горацием, то глупо надевать приличныевещи. Так что выгляжу я как форменное чучело в стареньком плащике.