Записки безумной оптимистки. Три года спустя - Дарья Донцова

Следует помнить, что на свете есть много людей лучше тебя. Когда осо­знаешь это, становится светлей.

И. Бродский

Я побаиваюсь журналистов. По-моему, они отдают интервью в печать до того, как встретятся с «объектом». Сами задают вопросы и сами на них отвечают. Оно бы и ничего, только, к сожалению, ответы всегда получаются разными.

За последние полгода я, проигнорировав совет профессора Преображенского[1], перед тем как заснуть, листала самые разные издания и почти во всех натыкалась на информацию о госпоже Донцовой. Милые мои, я увидела столько нового и интересного! Ну, хотя бы количество моих бывших мужей. Их цифра колебалась от двух до двенадцати. Честно говоря, узнав о том, что мне удалось соблазнить, а потом дотащить до дверей загса целую дюжину парней, я страшно обрадовалась. Согласитесь, это трудно проделать даже с одним мужиком, а тут больше десятка! Намного меньше понравилось сообщение о наличии у меня протеза на ноге. Причем одни журналисты утверждали, что у Донцовой левая нижняя конечность железная, а другие – будто правая.

После этой заметки я, страшно обиженная, подошла к зеркалу и стала изучать свои ноги. Да, согласна, они совсем не идеальны по форме, вверху имеются «уши», а ниже колен ножонки слегка тощеваты. Вот если бы сверху отрезать, а к низу приставить. Ладно, это детали, но разве мои ноги похожи на протезы? Потом целую неделю я приставала к мужу, детям и подругам, тупо задавая им один вопрос:

– Ну скажи, мои ноги похожи на деревянные?

В конце концов Зайка, которую я довела почти до обморока, обозлилась и рявкнула:

– О господи, нет, конечно! Искусственные выглядят безупречно! О твоих такого сказать нельзя. И потом, ты же косолапая.

Что правда, то правда. У моих туфель всегда стаптывается внутренняя сторона подошвы. Медики, глядя на такую походку, говорят красивые слова – «вальгусная постановка стопы», но на самом деле это просто косолапость. И уж тут ничего не поделаешь, такой я родилась.

Слегка успокоившись, я легла спать. Ну не наплевать ли на газеты? Из мирных сновидений меня вырвал телефонный звонок. Я глянула на часы: пять утра, слегка удивилась и схватила трубку.

– Алло.

– Маша, – прорыдал в ухо голос председателя моего фан-клуба, – Машенька, когда похороны мамы?

Честно говоря, я на секунду растерялась. Нет, не оттого, что меня назвали Машей. У меня голос подростка, и частенько, снимая трубку, я слышу фразу: «Деточка, позови папу!» Но при чем тут похороны? Может, Андрей заболел? Тихонько кашлянув, я сказала:

– Это Даша. Дату похорон я пока назвать не мо­гу, ну думаю… э… год этак, 2058-й… 59-й… 60-й… Ну не знаю!

– Ты жива! – завопил Андрей.

– В общем и целом да, – осторожно ответила я.

Из трубки понеслось бульканье, кваканье, всхлипывания… С большим трудом я поняла, в чем дело. Вчера вечером Андрей купил газету и прочитал в ней сообщение о том, что писательница Дарья Донцова скончалась в онкологическом центре на Каширском шоссе после очередной операции.

Кое-как успокоив председателя фан-клуба, я решила выпить кофе, но не тут-то было! Все телефоны словно сошли с ума. Передо мной на столике подпрыгивали мобильники. Я поочередно хватала трубки, походя сделав неприятное открытие: все номера сотовых телефонов, даже абсолютно секретный, предназначенный лишь для мамы, свекрови, мужа и детей, известны журналистам. Домашний стационарный аппарат не выдержал нагрузки и к обеду сломался. Те, кто не сумел дозвониться до меня, атаковали детей и мужа.

Потом прибежала испуганная лифтерша.

– Даша, спустись во двор.

Я выскочила на улицу и увидела кучи букетов и массу свечей. Ладно, в конце концов, последние в хозяйстве пригодятся. Вот уеду в деревню на лето, там нам отключат электричество, и я сожгу все свечки. Но что делать с этим морем цветов? Раздать соседям? И ведь никто не догадался принести любимой писательнице коробочку шоколадных конфет на поминки! Сейчас бы я попила с ними кофе!

Начавшись ужасно, день кончился как фарс. К девяти вечера, к началу прямого эфира на радио, я настолько устала повторять: «Нет, я не умерла, жива!» – что, когда включили микрофон, сообщила:

– Добрый вечер, дорогие радиослушатели, у микрофона труп Дарьи Донцовой!

Режиссер на пульте погрозила мне кулаком, и тут взбесились все телефоны, стоявшие перед ней. Пришлось звать на помощь двух редакторов. Я сделала еще одно открытие: оказывается, люди отлично знают не только те номера, которые сообщаются в эфир, но и те, что предназначены сугубо для внутреннего пользования. Я сама все не помню!

После эфира, около полуночи, мы с моим шофером отправились в «Седьмой континент» за продуктами. При виде меня кассирши вскочили и ринулись вперед с воплем:

– Даша!

Водитель быстро встал передо мной и сурово заявил:

– А ну быстро вернулись за кассы, не трогайте Дашу, она еле на ногах стоит!

Девушки притормозили, потом одна, самая бойкая, воскликнула:

– Ой, Дашенька! А мы так плакали, когда узнали, что вы повесились!

От неожиданности я села на коробку, в которой лежали упаковки с яйцами, и, раздавив почти все, пролепетала:

– Повесилась?

Тут же мне подсунули газету, глаза побежали по строчкам: «…и тогда, почувствовав, что ей после операции не выжить, Дарья решила покончить с собой».

Заплатив за раздавленные яйца, я уехала домой. В машине мы мрачно молчали, но, добравшись до подъезда, шофер не выдержал и заявил:

– Ерунда, не обращайте внимания! Зато теперь вы знаете, как вас люди любят!

Я кивнула, поднялась домой, доплелась до кухни и увидела на столике с десяток блинчиков с мясом, нежных, ароматных, «кружевных». Тут же мой несчастный желудок вспомнил, что за весь день ему досталось лишь две чашечки кофе. Я схватила верхний блин и, постанывая от восторга, стала его заглатывать. В этот момент на кухню, зевая, выползла Маша.

– Кто же испек эти восхитительные блинчики? – с набитым ртом поинтересовалась я.

– Наташка, – ответила Маня, – она их из дома привезла.

Я удивилась:

– Но ведь Наташа приходит убирать квартиру по пятницам, а сегодня среда!

Маня чихнула и пояснила:

– Она на поминки их приготовила, ну а потом, когда выяснила, что ты жива, навертела мяса и внутрь запихнула. Не пропадать же добру!

Едва не подавившись, я села на табуретку. Хорошо хоть Наташка кутью не сгоношила. Сами понимаете, что после этого на всякие мелочи обращать внимание мне уже не хотелось. Ну муссируется слух, что за Донцову пишет бригада, ну сообщили, что у меня семнадцать собак, ну эмигрировала я в Париж, ну взял мой муж себе фамилию Донцов, чтобы примазаться к славе жены, а живу я с эстрадным певцом Витасом, которого только по этой причине взяли на одну из главных ролей в телесериале, ну купила я себе шубу за триста тысяч долларов… Нет, круче моей смерти ничего не придумать!