Королева и изгнанник - Светлана Геннадьевна Ермакова

Королева и изгнанник

ГЛАВА 1

Каково это – стоять против ветра, который вызывает на твоём лице слёзы, в тот момент, когда ты меньше всего хочешь плакать? Нет, не так. Когда ты меньше всего хочешь показать, что ты готов плакать и изо всех сил сдерживался.

Каково это – видеть перед собой обычные скалы и пепельный песок, такой же надёжный, на котором ты стоишь сейчас, и все твои органы чувств кричат: "Впереди нет ничего страшного!" Но твой разум знает – они лгут.

Каково это – сделать один шаг вперёд, и твоя жизнь, вероятнее всего, закончится? И всё в тебе противится этому шагу, и ты отдал бы что угодно, чтобы только его не делать. Но тут в твою руку вкладывают кинжал и голос рядом говорит: "Иди". И ты делаешь этот проклятый шаг.

Казнённый человек знал, каково это всё. Здесь ветер продолжал дуть в лицо, грозя толкнуть его обратно в портал. Но обратно было нельзя. И стоять на месте было нельзя. Потому что впереди шла тварь – воплощение кошмаров всех людей твоего мира. Ветер срывал с неё клочья чёрного тумана, и она пыталась собрать их обратно, чтобы прикрыть тонкий прут – собственный позвоночник, так что её движение к порталу было вынужденным. Три тёмно-красных глаза, расположенные треугольником на круглой чёрной голове снюся сверкали раздражением, а его позвоночник складывался в себя и вновь вытягивался, производя мерзкий скрежет.

Зигфрид с усилием проделал несколько шагов в сторону и "уступил" снюсю дорогу в портал, к его гибели. "Надеюсь, ты там поймаешь кого-нибудь в свой туман, ну а нет – сегодня ночью многих людей ждут кошмарные сны, вызванные твоей смертью, включая всех троих королей нашего мира, которые присутствовали при казни. Жаль, я так не умею". Человек завороженно смотрел, как тварь проходит через марево портала, и тот почти сразу закрывается – исчезает. Ветер тоже исчез, и понимание этого было толчком, который заставил появиться интересу к окружающему.

Сырая холодная хмарь не позволяла проникнуть взгляду дальше, чем на тридцать-сорок метров. Но было понятно, что Зигфрид стоит на площадке между каменными столбами – родственниками колонн пустоши Бисти, места его казни в родном мире. Никого живого в обозримом пространстве не было. Нужно было куда-то идти, хотя бы чтобы отдохнуть. Несколько суток он провёл в ожидании, постепенно теряя надежду, что удастся избежать казни. Сон в это время походил на мелкие ямы беспамятства, достигнув дна которых приговорённый быстро выныривал обратно в нерадостную явь. Для организма человека, которому уже стукнуло шестьдесят пять лет, такое не могло обойтись легко, и теперь, когда рубеж был пройден, а изучение нового мира требовало времени и энергии, больше всего требовался сон.

Спать в местном варианте бистинской пустоши Зигфрид инстинктивно не хотел. Поэтому он пошёл туда, где, как ему показалось, небо было немного светлее. Вскоре скалы стали реже, а песок под ногами сменился землёй, покрытой светло-жёлтой травой. Но жёлтой она была не потому что сухая, как раз наоборот – живая и мясистая, а потому что здесь, видимо, никогда не было яркого солнечного света. Через некоторое время Зигфрид увидел впереди масляно блестевшее тёмно-красное пятно. Это оказался гигантский слизень – ещё одна иномирная тварь, которую в его мире охотники рода Обен порой вылавливали и продавали магам-алхимикам, а те изготавливали из них чудодейственное зелье.

Это зелье быстро залечивало многие телесные повреждения и имело омолаживающий эффект. Стоило оно, правда, очень и очень дорого, и простые люди не могли позволить себе его купить. А он, Зигфрид Дадиани – мог и иногда покупал. Вернее, когда он был Зигфридом Дадиани. Потому что сейчас эта фамилия была даже не пустым звуком, она была ничем.

Ноги человека уже заплетались, он очень устал, а однообразный равнинный пейзаж всё тянулся и тянулся. Ложиться спать прямо на эту жёлтую траву и становиться едой для слизня или жертвой для снюся, тем не менее, не хотелось, поэтому Зигфрид шёл и шёл вперёд, уже почти ничего не видя перед собой. Он даже не заметил, что вокруг стало теплее и немного светлее, а трава под ногами начала приобретать салатовый оттенок. На скалу он наткнулся случайно. Поведи его заплетающиеся ноги немного правее – и он бы прошёл мимо, потому что глаза уже слипались на ходу. Но ему повезло, и он стукнулся телом о почти вертикально стоящий большой камень. Зигфрид осмотрел скалу и увидел, что по ней можно подняться наверх, если постараться.

Он постарался. Обдирая кожу на пальцах, цепляющихся за выемки в скале и больно опираясь коленями на камень, плотный шестидесятипятилетний мужчина взобрался на вершину. Осмотревшись, Зигфрид увидел, что неподалёку есть ещё скалы и холмы, но идти искать лучшее место он уже не смог. Человек устало присел в вертикальной выемке скалы, оперевшись на неё спиной, вытянул обутые в сапоги ноги, спрятал озябшие и саднящие руки за пазухи и уснул.

Сколько времени он проспал, Зигфрид не знал, хотя дорогие часы на его руке, снабжённые крошечным двигающим амулетом, исправно работали. Эти часы работы магистра-артефактора Джованни Бигелоу гарантировали срок службы ещё около полутора лет, а потом их амулету потребуется перезарядка. Но где теперь тот магистр... Зигфрид с трудом встал и почувствовал, как болят его мышцы. Он снова оглядел доступные взгляду окрестности, отметив, что покрытые землёй холмы начинаются метрах в шестидесяти от скалы, на которой он находился. Тогда получается, раз он может видеть дальше, здесь туман реже, чем в каменной пустоши, в которой открывался портал, а это значит, что нужно продолжать движение в прежнем направлении, надеясь, что эта тенденция продолжится. Слезать со скалы было немногим проще, чем взбираться на неё, и ободранные ранее пальцы с ноющими мышцами не сделали спуск легче. Немного отдохнув, Зигфрид двинулся к холмам. Несмотря на влажный воздух, он почувствовал жажду, и достал засунутую за пояс фляжку с водой. Он позволил себе сделать лишь три глотка – воду нужно было экономить, пока не найдётся другой источник.

Холмы оказались ещё дальше, чем он думал. Но теперь Зигфрид отметил, что трава под ногами приобрела более привычный ему вид. То и дело ему попадались на вид багровые слизни, медленно ползающие по этой траве и поедающие её, оставляя за собой противный скользкий след. Постепенно трава становилась выше, и кое-где даже попадались небольшие