Мы - сводные - Эля Пылаева

Ася

— Павел Андреевич Решетов очень состоятельный джентльмен, — многозначительно смотрит на меня мама.

Поджимая губы, отворачиваюсь, разглядывая в окно несущийся мимо чужой город. Выезжаем на трассу в пригород.

— Могла бы подождать немного, пока мне исполнится восемнадцать.

— Не нужно быть такой эгоисткой, Ася. Мне скоро сорок… Ждать, в моем случае, это "ту мач"!

— Я не хочу жить в доме этого человека.

— А нашего дома больше не существует!

— Решетов — отвратительный, мам! Мне он не нравится!

— Он и не должен нравиться тебе, — поправляет мама помаду на губах, смотрясь в зеркало заднего вида. — Он должен нравиться мне.

— Даже года не прошло со смерти папы…

— Всё! — фыркает мать. — Я, в конце концов, сделала это и ради тебя. Твой отец не оставил ничего кроме долгов.

Паркуется возле большого особняка.

— У Павла для тебя подарок. Будь любезна выразить восхищение и поблагодарить.

— Какой еще подарок?

— Не в курсе, это сюрприз. Сына Павла зовут Семён. Ты помнишь?

Нет, я ничего не помню. В моей руке мой дешевенький телефон с лопнувшим экраном. После смерти отца, у мамы не было денег на меня. Она все "вливала в себя", чтобы "обеспечить нам достойное будущее".

А в доме Решетова наверняка даже у слуг айфоны… И как я себя должна чувствовать? Как нищая, которую приютили из жалости? Зажмуриваюсь.

Выхожу из машины, оглядывая роскошный дом Решетова. Мне так неловко… Я в своих простеньких джинсах и кедах ну никак не пишусь в местный антураж.

А из "приданного" у меня потертый небольшой чемодан. И… а всё! Чемодан, ноутбук и телефон. Больше ничего нет.

— Агния, сядь в машину, немедленно.

Автоматические ворота медленно открываются.

— Я так зайду… — из упрямства и злости на нее, мне хочется делать хоть что-нибудь вопреки.

— Зараза! — шипит рассерженно мама.

Давит на газ, проезжая внутрь. Бреду следом за машиной, машинально сплетая свои длинные волосы в толстую косу. Пожалуй волосы и есть моё богатство. Этим я могу поконкурировать с кем угодно.

Прохожу внутрь мимо молчаливого охранника. Мне становится еще неуютнее. Растерянно бреду по аллее с вишней, не сводя взгляда с резного оплетенного зеленью балкона, что виднеется в конце ее.

Лёгкий шлепок по спине. С недоумением оборачиваюсь. Следующей вишней мне прилетает в живот. Сок пачкает футболку.

Черт… его же не отстирать теперь!

Поднимаю возмущённый взгляд, встречаясь глазами с парнем. Соломенные стильно взъерошенные волосы, темные брови вразлет… Навороченные шмотки.

Он сидит на спинке скамьи поставив на нее ноги.

Очерченные природой губы язвительно кривятся. Я улавливаю в чертах его лица лёгкое сходство с новым мужем мамы. Вот в этом своеобразное изгибе губ. Но этот, на удивление, красив. Только, голубые глаза — ранящий лёд!

Это Семён?…

— Здороваться надо, когда приходишь в чужой дом, — сверлит меня тяжёлым взглядом.

Но поздороваться с ним после его выходки у меня не поворачивается язык.

— Тебе здесь не понравится, ясно? — угрожающе.

— Мне здесь уже не нравится! — вздергиваю гордо подбородок.

— Ну и вали тогда… дешёвка!

Спрыгивает с лавочки и, проходя мимо меня, шоркается плечом о моё плечо.

— Хамло… — фыркаю ему в след.

Не оборачиваясь поднимает вверх дерзкий фак. Ну, отлично!

Блеклая женщина в серо-голубой униформе ведет меня на второй этаж по широкой лестнице, обитой синим ковролином. Он заглушает наши шаги. Задрав голову вверх, я с ужасом смотрю на огромную бликующую люстру. Если она упадёт, то к черту пробьёт пол!

— Агния? Я правильно услышала?

— Правильно. Можно просто Ася.

— Редкое имя…

Да уж. Папа назвал…

— Как к Вам обращаться?

— Вера.

— Вера, мне нужно вернуться в машину за чемоданом.

— Его принесут.

Ясно… Я не привыкла к наличию слуг. Хотя, пока папа был жив, мы жили неплохо. С Решетовыми, конечно, не сравнить.

— Через час тебя будут ждать на ужин. Не помешало бы переодеться, — неодобряюще смотрит на мой прикид. — Коктейльное платье или брюки с блузой.

— Я могу поужинать в комнате?

— Нет. Ужины семейные. Присутствие обязательно.

— А если я плохо себя чувствую.

— Я вызову семейного доктора.

— О, нет. Спасибо. Я спущусь.

На втором этаже четыре комнаты. Две слева, две справа.

— Впереди выход на балкон-мансарду. Он идет по всему периметру. Из каждой комнаты тоже можно на него выйти.

— Круто… — без особого энтузиазма комментирую я.

— Павел Андреевич распорядился, чтобы ты выбрала любую из этих двух, — показывает Вера на две двери по левой стороне.

— А эти? — киваю на двери напротив.

— Это комната Семёна. А это — матери Семёна, жены Павла Андреевича. Бывшей! — поспешно поправляется она.

— А где она сейчас?

— Она… на лечении, — поджимает губы Вера.

— А чем она больна?

— Я бы не хотела это обсуждать. Думаю будет тактичнее обсудить этот вопрос с Павлом Анреевичем напрямую.

— Да. Конечно… — моё лицо начинает гореть от неловкости. Зачем я спросила?

На двери Семёна знак радиации: три жёлтых треугольника. "Не входить". Ясно. Ожидаемо. Правильный знак. Облучать он умеет качественно. "А можно мне такой же?" — хочется попросить мне.

— Семён сложный ребенок, — следит за моим взглядом Вера.

— Ничего себе — ребенок, — фыркаю я, вспоминая его широкие плечи и нахальное лицо. — Сколько ему лет?

— Семнадцать.

Ровесник? Надеюсь, мы не попадём в один класс. Я бы вообще предпочла разные школы. А так же разные города, и, в идеале, разные планеты.

Вера открывает обе двери в комнаты. Одна в лавандовом цвете, вторая в желтом. Растеряно заглядываю несколько раз то в одну, то в другую. Очень разные по настроению комнаты. Не могу определиться…

— Я бы посоветовала светлую, — ненавязчиво комментирует Вера.