Однополчане. Спасти рядового Краюхина - Валерий Большаков

«Бентли» мчался по московским улицам и проспектам, вокруг все сияло и переливалось, било наотмашь цветами рекламы, а вереницы фонарей рассеивали желтый и оранжевый свет.

– Вау-у! – восторженно взвыл Вика, выжимая газ.

Мотор и вовсе взревел, Алла завизжала и полезла в люк – подышать. Марлен тут же приобнял ее за ноги – надо же поддержать человека! – и Алка закрутила попой, напевая что-то, почти неслышное за ревом набегавшего воздуха.

– Ви-ика! – капризно надула губки Карина, с ногами забравшись на переднее сиденье. – Не гони, я боюсь! Шумахер, блин…

Виктор пьяно рассмеялся, а Марлен, тиская приятные Алкины выпуклости, подумал, что после первой порции виски Тимофееву еще можно доверять руль, но вот потом…

– А мы куда сейчас? – спросил он.

– Не знаю, Исае-ев! – пропел Виктор.

– Ой, а давайте в «Крышу мира»! – встрепенулась Карина. – В «Крышу мира»! В «Крышу мира»!

Алла тут же просунулась в салон, дразняще отклячивая круглый задик, и заявила:

– В «Сохо Румс»!

– В «Крышу мира»!

– Сначала в «Сохо Румс», а потом – в «Крышу мира»! – рассудил Тимофеев. – Вот тебе и весь сказ.

– Ну, ладно…

Исаев снисходительно улыбнулся. Хоть ему и стукнуло двадцать пять и он был на год младше Витьки, Марлен чувствовал себя опытным старшим товарищем.

Просто, немного себя испытав, он ощутил в себе новое отношение к жизни, к себе самому. Теперь его уверенность покоилась на сознании собственной значимости – Исаев представлял себе, на что он способен, установил себе пределы допустимого. Правда, достичь верха и назвать себя взрослым мужчиной у него пока не получалось – Марлен не знал, чего же он хочет в жизни и чем ему заниматься, чтобы исполнить свои желания.

Идти в бизнес по стопам отца желания не было. Стимул тоже отсутствовал – деньги имелись, и немалые, вот и появлялся соблазн – не думать о будущем, обождать. Решение само придет…

И все же по сравнению с Виктором Марлен выглядел как скучный старший брат, снисходительный к баловству младшего.

Нет, раньше, лет пять назад, они были как «два сапога пара». Вот так же носились по ночной Москве – Вика на «Феррари», он – на «Ламборджини», – заваливались в «ночники», снимали девчонок. Могли сгонять в Париж и обратно – просто так. Наркотиками, правда, не баловались – и очень этим гордились.

Да, еще они учились.

Марлена батя устроил в МГТУ. Дескать, мечта у меня была – поступить в «Бауманку», да не срослось. Пускай хоть сын за меня выучится!

Илья Марленович, отец Марлена, был из тех, кого на заре «катастройки» звали «новыми русскими». Сам Исаев-старший отрицал подобный статус, поскольку напрямую с криминалом не соприкасался. Да, случались у него сделки, проходившие по тонкой грани между законом и преступлением, ну, так, а что делать, если «социалистическое отечество» густо заросло «джунглями капитализма»? В мире чистогана, как известно, выживает сильнейший. И хитрейший. Ладно, ладно – умнейший.

Илья Исаев вернулся из Афгана старшим сержантом. Поступить в московский вуз перед армией не удалось, и после дембеля не вышло – сыну исполнился годик, жили они в съемной комнатушке, так что надо было изыскивать средства, а не о диссертациях мечтать. Зато, как это часто случается, родитель перенес свою мечту на ребенка – учись, сынок, за папу!

Исаев-младший был не против – на факультете он занимался электроникой, а это ему было интересно. Он реально получал позитив от возни с деталями, схемами, от сборки робота Термократора, умевшего ходить, вертеть головой и говорить.

Нет, гулять Марлен тоже любил, как и всякий ребенок двадцати лет от роду. Его это подчас доставало – раньше вон пацан в пятнадцать лет на завод устраивался, когда отец на фронт уходил, и реально был главой семьи. А теперь, если тебе даже двадцать, то ты всего лишь великовозрастное дитё.

Исаев очень не хотел вливаться в когорту этих инфантильных переростков, но, видать, не хватило ему воли.

Четыре года он худо-бедно, но отучился, даже пару раз в конкурсах участвовал, чуть было «старт-ап» не затеял на ниве кибернетики, а на пятом курсе загулял – пошли «энки», «незачеты»… Короче, отчислили Марлена.

Тогда Исаев-старший «сослал» сына в Лондон – обживаться в языковой среде. А толку? «Золотой молодежи» и в «Лондонграде» хватало, было с кем потусить. Вот тогда отец и поговорил с «блудливым сыном». Ну, как поговорил…

Молчал минут пять, сопел в две дырки, а потом посмотрел этак, с легкой брезгливостью, и сказал: «В армии мы таких, как ты, звали чмошниками». Сказал, повернулся и ушел.

А Марлен стоял как оплеванный. Десять минут спустя он уже ехал в Хитроу, весь на нерве, злой, а когда прилетел в Москву, сходил в парикмахерскую, сделал себе прическу «милитари» и явился в военкомат. Готов, дескать, исполнить священный долг.

Ничего, отслужил, как все…

Исаеву ко времени призыва исполнилось двадцать два, так что в своей группе он был самым старшим. Да его и так никто не задевал – высокий, широкоплечий, Марлен внушал некоторое почтение уличной шпане.

Без ограничений по здоровью, Исаева направили в ВДВ, чем он поначалу гордился – как же, «Войска Для Войны»! Здесь не муштрой заняты, а как раз той самой боевой подготовкой, с утра и до вечера. Если бы он только знал, насколько это верно!

Наивные надежды на то, что в десанте из него мигом сделают крутого каратиста, на манер Брюса Ли как минимум, не оправдались. Нет, конечно же, «рукопашке» их учили, и учили неплохо – самым эффективным приемам. Пользоваться саперной лопаткой, автоматом, ножом – уничтожать врага быстро и с наименьшими усилиями.

Но куда больше времени уделялось бегу. С кросса начинался каждый день! И штанга была, и на стрельбище часто занимались, и с парашютом прыгали – днем, ночью, на воду, на лес, из-за облаков, с оружием и снаряжением…

Поговорка, родившаяся в ВДВ, правильно выделяет суть: «Пять минут ты – орел, а все остальное время – ломовая лошадь».

В общем, скучать было некогда.

Однажды их послали в Чечню, когда там объявили КТО, но стяжать славу Исаев не сумел. Видимо, среди бандосов набралось мало желающих связываться с десантниками.

Так, проехали «на броне» по горным дорогам, один раз только постреляли, когда какой-то горец сдуру пальнул по колонне. Вот и все боевые действия.

Отец с матерью приезжали в часть, мать плакала и причитала (так и не освоила роль вышколенной богачки-стервы), а батя молчал-молчал, а потом просто пожал сыну руку, да и ушел. Дела.

После дембеля Марлен сохранил какой-то новый настрой, что ли. Он по-прежнему пользовался отцовскими деньгами (Исаев-старший еще двадцать пять лет назад сказал: «У меня в детстве ничего не было, пускай у сына будет все!»), но зарабатывать «бабосы» хотел сам. Именно зарабатывать, а не «делать» или стяжать.