Тайные раны - Вэл Макдермид

Посвящаю участникам одной свадьбы, оставившей в моей душе самые яркие воспоминания

И в обагренных пальцах эскулапа — сочувствие, врачующее раны.

Т. С. Элиот. Ист Кокер

(из цикла «Четыре квартета»)

Фазы Луны каким-то необъяснимым, но явным образом влияют на состояние душевнобольных. Можете спросить об этом не только любого врача, но и санитара психиатрической лечебницы: всем им это хорошо известно, и никто из них добровольно не вызовется дежурить в полнолуние, разве что совершенно безрассудные. Эта очевидная истина не дает покоя ни психологам, ни психиатрам, поскольку ее не свяжешь ни с тяжелым детством, ни, скажем, с неспособностью пациента налаживать социальные связи. Тут действует некий механизм, который не поддается никакому самому интенсивному лечению. Это нечто порождает не только приливы и отливы, но и выводит рассудок умалишенных из того состояния шаткого равновесия, в котором он худо-бедно пребывает.

Внутренняя жизнь психиатрического госпиталя «Брэдфилд мур» весьма зависела от лунных фаз. По мнению некоторых его сотрудников, «Брэдфилд мур» был своего рода заповедником для опасных безумцев, которым не следует разгуливать на свободе; другие полагали, что это тихая пристань для людей, чья хрупкая психика не в состоянии выдерживать напор грубой реальности; остальные же считали госпиталь временным прибежищем, дающим надежду на возвращение к нормальной жизни.

В эту ночь к полнолунию прибавилось еще и частичное лунное затмение. Поверхность Луны медленно меняла цвет — от бледно-желтого до темно-оранжевого — по мере прохождения Земли между своим спутником и Солнцем.

Большинство наблюдателей видели в этом лишь некую таинственную красоту, вызывающую восхищенное замирание сердца. Но для Ллойда Аллена, пациента «Брэдфилд мур», это явление стало неопровержимым доказательством того, что грядут последние времена, а стало быть, его долг — как можно быстрее привести пред лицо Создателя столько людей, сколько удастся.

Аллена госпитализировали еще до того, как он успел достигнуть своей цели — то есть пролить кровь, дабы обладателям этой крови проще было воспарить на небеса. Но мысль об этой его миссии только сильнее укоренялась в нем из-за того, что его планам помешали осуществиться.

Ллойд Аллен был человеком неглупым, что лишь осложняло задачу его стражам. Медперсонал, хорошо изучивший все методы примитивного обмана, которыми пользовались больные, давно знал, как пресекать в зародыше вылазки слабоумных. Куда труднее было выявить махинации тех, кто ненормален, но при этом умен. Недавно Аллен придумал способ избегать приема лекарств. Опытные санитары знали все подобные трюки и знали, как предотвратить их; однако у новичков вроде Халида Хана пока не хватало для этого опыта.

В вечер полнолуния Аллен ухитрился избежать приема обеих положенных доз химии, хотя Хан был уверен, что больной их принял. К тому времени, когда затмение наступило, голову Аллена наполнила негромко постукивающая мелодия. Внутри у него пульсировало: «Приведи их ко мне, приведи их ко мне, приведи их ко мне». Из окна палаты он видел часть Луны; ее лик затмевало море крови, предсказанное пророками. Итак, пора! Вот теперь действительно пора. В возбуждении он стиснул кулаки и стал каждые две секунды вскидывать и опускать согнутые руки, словно полоумный боксер.

Он повернулся к двери, неуклюже заковылял в ее сторону. Ему надо выбраться наружу. Он должен исполнить свою миссию. Скоро придет санитар, принесет последнее на сегодня лекарство. И тогда Господь дарует Аллену силу, которая ему сейчас так необходима. Господь вызволит его из этой темницы. Господь укажет ему путь. Господь знает, что он должен сделать, и научит его. Время приспело. Луна сочится кровью. Начинают являться знамения, и ему надлежит выполнить свою задачу. Он избран. Для грешников он путь к спасению. Он приведет их к Господу.

В пятне света на плохоньком казенном столе видна раскрытая папка, на полях одной из страниц лежит рука, держащая ручку. Моби вполголоса тоскливо взывает к паукам. Этот диск — подарок: доктор Тони Хилл никогда не стал бы сам покупать такой, однако каким-то неведомым образом именно эти песни стали у него традиционным и неотъемлемым фоном при сверхурочной работе.

Тони хотел было потереть глаза, в которые словно насыпали песка, но совсем забыл о новых очках для чтения и ойкнул, когда дужка вдруг врезалась в переносицу. Очки, слетев с носа, упали на бумаги, которые Тони изучал. Он представил выражение снисходительной иронии на лице старшего детектива-инспектора Кэрол Джордан, которая и подарила ему тот самый диск Моби. У них давно вошло в привычку подшучивать над его рассеянной неуклюжестью.

Впрочем, по одному поводу она бы точно не стала его поддразнивать: по поводу того, что пятничным вечером, в половине девятого, он все еще сидит за своим рабочим столом. В добросовестности и дотошности она ему ничуть не уступала. Окажись она рядом, ей бы сразу стало понятно, отчего он все еще торчит здесь, снова и снова просматривая справку, которую в свое время так кропотливо готовил для Совета по условно-досрочному освобождению. Эту справку предпочли беспечно проигнорировать, когда Бернарда Шарплса выпустили, передав попечению Службы условного освобождения. В том, что этот правонарушитель больше не представляет опасности для общества, их убедил его адвокат: мол, образцовый заключенный, сотрудничавший с властями, откликавшийся на все их пожелания. Великолепный пример раскаяния.

Что ж, Шарплс и в самом деле был образцовым узником, с горечью подумал Тони. Нетрудно вести себя прилично, если все объекты твоей мании настолько вне досягаемости, что даже маньяк с самой изощренной фантазией едва ли сможет ощутить что-то, хотя бы отдаленно похожее на искушение. Но рано или поздно Шарплс снова совершит вылазку, Тони это чувствовал. И в этом будет отчасти виноват он сам, поскольку не сумел отстоять, доказать свою точку зрения.

Он снова надел очки и отметил ручкой пару абзацев. Он мог, он должен был заявить свою позицию тверже, не оставив защите ни единой возможности. Ему следовало представить как непреложный факт ту догадку, которая основывалась на долгих годах работы с серийными преступниками и на том внутреннем ощущении, что возникло у Тони, когда он анализировал свои беседы с Шарплсом, словно читая между строк. Но в том черно-белом мире, в котором пребывает Совет по условно-досрочному, нет места таким тонкостям и оттенкам. Видимо, ему предстоит смириться с тем, что для системы уголовного правосудия честность — не лучшая политика.

Он подтянул к себе блокнотик с листками-наклейками, но не успел ничего записать: в кабинет проник снаружи некий странный звук. Обычно его не беспокоили шумы повседневной жизни «Брэдфилд мур», поскольку звукоизоляция здесь была превосходная, а кроме того, самые неприятные и мучительные сцены, как правило, разыгрывались вдали от кабинетов, где работали почтенные люди с научными степенями.

Шум продолжался: это похоже было то ли на футбольный матч, то ли на бунт в каком-то отделении. Слишком громко, теперь уже неблагоразумно было бы не обращать внимания. Тони со вздохом встал, бросил очки на стол.