Черновик беса - Иван Любенко

Вторник, 25 июня 1913 г.

Всё утро в Ставрополе лил дождь, только к обеду серые тучи нехотя расступились и пропустили улыбчивое солнце. Июнь заканчивался. В это время года — пору суховеев и пыльных бурь — город обычно замирал до самого сентября. Состоятельные горожане старались выбраться к морю или на воды. Остальные жители гуляли вечерами в Городском саду, катались на лодках по Архиерейскому пруду или ставили самовары в собственных дворах под раскидистыми яблонями и грушами.

Пожалуй, 1913 год был самый счастливый для Ставрополя. Такого сытного и безмятежного времени не было раньше, не будет его и потом. Строились новые особняки и доходные дома, мелкие кустарные мастерские превращались в заводы и фабрики. Урожай пшеницы в губернии был рекордным. Успешно продолжалось строительство Армавиро-Туапсинской железной дороги, соединяющей хлебные районы степного Кавказа и новый порт на Чёрном море, ставший, помимо уже затоваренного зерном Новороссийска, ещё одним экспортным окном страны.

Присяжный поверенный Окружного суда Клим Пантелеевич Ардашев находился в Ставрополе, хотя финансовых затруднений не испытывал. Все последние дни он участвовал в судебных заседаниях по делу клиента, несправедливо обвинённого в подделке чужих векселей. Вчера присяжные вынесли оправдательный вердикт, и теперь можно было подумать об отдыхе.

Клим Пантелеевич сидел в своём кабинете, пил чай и просматривал утренние газеты. «Северокавказский край» едва справлялся с рекламой. Кричащих зазывных квадратов и прямоугольников с огромными буквами и рисунками было так много, что эти мини-афиши уже занимали не только первую и последнюю страницы, но переселились на вторую, и даже на третью. «Ювелирный и часовой магазин Яременко» на Николаевском 43 предлагал золотые и серебряные часы «Г. Мозер и К°», «Омега» и «П. Буре», купец Бедросов продавал велосипеды «Свифт» с английскими мотоциклетными моторами, а чугунно-литейный механический завод «Адольфа Шмидта и К°» расхваливал самый ходовой товар для мельниц — «надёжные жерновые поставы». Деловые объявления сменялись рекламой развлечений: «Цирк Ж.А. Труцци» заехал в губернскую столицу и обещал дать только восемь представлений. В Воронцовской роще, на открытой сцене театра М.С. Пахалова, три раза в неделю идёт концерт-варьете «Забытая любовь», поставленный французским режиссёром Жоржем Рантье. Зверинец В. Туревича разместил свои клетки на Александровской базарной площади. «Посетители могут увидеть: слона с острова Цейлон, до полутора десятков львов разных пород и возрастов, пум, гиен полосатых и пятнистых с мыса Доброй Надежды, оленей-мускус, ламу, кенгуру, дикобразов, антилопу, армадилл-броненосца, енота, разных пород медведей, волков и других млекопитающих. Помимо того, афишей обещаются интересные представления с участием укротителей и дрессировщиков этих животных».

Другая газета — «Русское слово» — извещала, что в Севастополе «воздушная флотилия из пяти аэропланов совершила перелёт через Евпаторию в Симферополь и обратно». Чуть ниже выделялась заметка об участниках «кругового автомобильного пробега по России». Застигнутые сильным ураганом по пути из Самары в Саратов автомобилисты были «принуждены ночевать в степи. Лишь поздно вечером следующего дня они прибыли в город».

Дверь кабинета открылась, и в комнату вошла супруга.

— Клим, принесли заказное письмо с уведомлением о вручении. Я расписалась за тебя, — она протянула конверт.

— О! Из Сочи. Сергей Николаевич прислал! — воскликнул Ардашев и вскрыл послание костяным ножом.

— Я пойду? — тихо спросила Вероника Альбертовна.

— Останься. Кстати, Надежда Алексеевна тебе давно писала?

— Мы обменялись открытыми письмами на Рождество.

— Так-так… — Ардашев развернул, лист почтовой бумаги и принялся читать:

Здравствуйте, дорогой Клим Пантелеевич!

Как там Вы? Как Вероника Альбертовна? Мы с женой уже соскучились по Вас. Приезжайте! Места у меня, как Вы знаете, предостаточно, да к тому же, второго такого парка, кой устроил я, в Сочи не найти. Будем гулять среди пальм и кипарисов, плавать в море, а вечерами сидеть на террасе, потягивать кофе с коньяком, грустить и ругать Правительство. И совсем неважно какое! А потом сразимся на бильярде. Только с Вас фора в три шара. Договорились?.. Вот уже сколько времени минуло, а вы так ни разу у меня и не гащивали, хотя обещания о приезде давали каждый год. Уверен, Вам здесь так понравится, что не захотите более никаких Средиземноморских круизов. А Веронике Альбертовне передайте, что у меня теперь свои купальни на море имеются. Да-с, разжился. Так что присутствие посторонних полностью исключено. И никто, кроме чаек, наших дам не потревожит. А помните, как Чехов описывал море в Вашем любимом рассказе: «вода была сиреневого цвета, такого мягкого и теплого, и по ней от луны шла золотая полоса»? Так вот, с верхней галереи моего парка открывается чудный вид на сочинскую бухту. И лунную дорожку можно наблюдать каждый вечер. Решайтесь, дорогой мой! Вот очутитесь здесь и напишите какой-нибудь приключенческий роман этак на двадцать-тридцать авторских листов, а? Помню, Вы рассказывали мне про сокровища. Отличный сюжетец! Глядишь, и гонорар получите такой, что сам сочинитель Горький впадёт в уныние… Давненько Вы не баловали «Петербургскую газету» литературными новинками. Присылайте, напечатаю тот час же. Да что там раздумывать? Собирайте чемоданы.

P.S. Признаюсь, меня гложет дурное предчувствие… Подробности расскажу при встрече. Приезжайте всенепременно, очень Вас прошу.

Ваш старый и верный друг С.Н. Толстяков».

23/VI-13 г.

— У меня, собственно, в ближайшее время никаких дел нет, — задумчиво выговорил Ардашев. — Можно и съездить. Сергей Николаевич что-то хандрит…Сочи хоть и маленький городок, но, говорят, очень приятный, и климат там чудесный.

— Я с удовольствием! Ты ведь знаешь, как я мучаюсь в этом губернском захолустье. Тут же всего две порядочных улицы — Николаевский проспект и Александровская. Стоит отойти на полверсты от Губернаторского дома, как перед тобой открывается настоящая южная деревня: крытые камышом хаты, куры, норовящие угодить под колёса извозчичьих пролёток, бабы в платках… Движений, жизни, интересов — никаких. Тихая скука. Заезжих театров мало, а местных лицедеев уже видеть не могу. У меня от них скулы сводит, как от лимона. Возьми хотя бы нашу первую театральную величину — Сашку Ростовского. Человек с гуттаперчевой совестью. Он не только в обществе жеманничает, но и на сцене кривляется. На премьере «Дяди Вани» купчихе Меснянкиной воздушный поцелуй послал. А знаешь почему? Потому что благодаря ей он главные роли получает. Муж-то её театру немало ассигнует. Вот старая грымза и решает, кому в новых спектаклях играть, а кому губы кусать от зависти за кулисами. Ну, нравится ей, когда смазливые актёришки её сморщенные ручки целуют. — Вероника Альбертовна поднялась, подошла к окну и вымолвила раздражённо: — Господи! Да как же мне этот Ставрополь надоел!