Тайная история атомной бомбы - Джим Бэгготт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стимсон устал и мучился от бессонницы. Трумэн и Бирнс, уверенные, что теперь располагают оружием, которое сыграет решающую роль в войне, не были заинтересованы в уступках. 26 июля, когда «Малыша» выгрузили на Тиниане, Трумэн, Черчилль[152]и китайский лидер Чан Кайши подготовили к печати Потсдамскую декларацию. Позиция Союзников осталась без изменений:
Мы призываем японское правительство немедленно объявить безоговорочную капитуляцию всех вооруженных сил Японии и обеспечить надлежащие и адекватные гарантии своей честности при вынесении такого решения. Альтернативой для Японии является быстрое и окончательное уничтожение.
Уступок не последовало.
СССР не находился в состоянии войны с Японией, поэтому Сталин не участвовал в подписании этой декларации. Министр Того считал, что все же удастся достичь более выгодных условий заключения мира через имевшиеся у него дипломатические каналы в Москве. Вероятно, он не знал, что Советский Союз уже собирает войска у границ оккупированной японцами Маньчжурии, готовясь к вторжению.
На следующий день Верховный Совет по делам войны собрался для обсуждения этой декларации. В Совет входила так называемая Большая шестерка: премьер-министр Кантаро Судзуки, министр армии Корэтика Анами, министр флота Мицумаса Енай, генерал Есидзиро Умэдзу и адмирал Соэму Тоеда, начальники штаба армии и флота, а также министр иностранных дел Того. Неудивительно, что милитаристы Анами и Умэдзу выступали за недвусмысленный отказ от капитуляции; Того же доказывал, что следует попытаться выиграть время, пока Сталин не вернулся в Москву из Потсдама, и настоять на заключении мира при посредничестве Сталина на более приемлемых условиях.
Итог этих дебатов вышел предсказуемым. Судзуки озвучил официальный ответ Японии на следующий день, 28 июля, в ходе пресс-конференции, состоявшейся в его резиденции в Токио. Когда журналист поинтересовался, какое мнение сложилось у Судзуки о Потсдамской декларации, он заявил, что его правительство не нашло в документе ничего ценного. Он сказал, что нет иного выхода, кроме как мокусаиу эту декларацию — это можно перевести как «игнорировать», «оставить без комментариев» или «ответить молчаливым презрением». Японцы собирались «решительно сражаться до победного конца войны».
Для Союзников ответ Судзуки был предельно ясен. Как сказал бы Цезарь, жребий брошен.
Сциларда не пригласили на испытание «Троица». Он даже не знал, что оно состоялось. 16 июля он переписывал свою петицию президенту. Как и ранее, он не ставил целью петиции обязательно изменить уже принятое решение. Гораздо важнее было засвидетельствовать раскол среди сообщества физиков, участвовавших в создании бомбы. В петиции Сцилард признавал объективно сложившуюся ситуацию, но вместе с этим делал упор на том, что Японии нужно дать возможность капитулировать:
Война стремительно приближается к победному концу, и нанесение удара с применением атомной бомбы вполне может считаться эффективным способом ведения боевых действий. Однако мы считаем, что такая атака на Японию не оправдана как минимум до того, как условия послевоенного существования не будут официально предъявлены Японии в детальной форме и Япония не получит возможности капитулировать.
Если такое официальное заявление позволит японцам рассчитывать на жизнь, посвященную мирному достижению благополучия их Родины и если Япония и после этого откажется капитулировать, то мы можем признать, что нам не остается ничего иного, кроме как применить атомную бомбу. Однако к такому шагу не следует прибегать ни при каких обстоятельствах, если предварительно не взвешены со всей серьезностью моральные аспекты, связанные с использованием такого оружия.
Ни в петиции от 3 июля, ни в аналогичном документе от 17 июля при описании условий ультиматума, предъявляемого Японии, Сцилард не упоминал о применении бомбы. Скорее эти петиции должны были подействовать на чувства Трумэна, связанные с моральной ответственностью. Решение о применении атомных бомб против Японии должно было возвестить о приходе новой эры войн — войн с использованием оружия массового поражения. В силах президента Соединенных Штатов — которого из ряда других политиков выделяло лидерство его страны в сфере ядерных вооружений — было не допустить таких событий.
Под петицией 17 июля поставили подписи 68 ученых, и ее отправили Комптону 19 июля. Комптон решил сначала проконсультироваться с Гровсом и только 24 июля отправил документ Николсу. Курьер доставил пакет Гровсу на следующий день. Гровс держал у себя петицию до 1 августа и только тогда отправил ее в кабинет Стимсона. Но Стимсон все еще оставался в Потсдаме и увидел письмо лишь после возвращения.
Колеса уже завертелись. Потсдамская декларация требовала безоговорочной капитуляции совершенно недвусмысленно, но еще необходимо было уточнить требования к Японии после капитуляции. Союзники угрожали «быстрым и полным уничтожением», но следовало указать, как они собирались это сделать.
Мы уже никогда не узнаем, какое решение приняла бы Большая шестерка, если бы, как предлагал Стимсон, Японии поставили условие, «эквивалентное» безоговорочной капитуляции — но сформулированное без использования этих двух слов; мы никогда не узнаем, что решили бы мужи из Большой шестерки, если бы, как настаивали физики, Японии поставили условие, описав средство ее уничтожения более ясно. Однако последовавшие события позволяют полагать, что даже таких усилий было бы недостаточно, чтобы предотвратить катастрофу.
Группа физиков, работавших на Тиниане, к 31 июля практически закончила подготовку «Малыша» к боевому заданию. Окончательно привести оружие в боевую готовность поручили Парсонсу — уже на борту В-29, который должен был доставить и сбросить бомбу. В тот же день три В-29 из состава 509-й сводной группы закончили последний тренировочный полет на Иводзиму и отработали маневр, предложенный Тиббетсом. Полет прошел нормально. Все было готово.
Первую атомную бомбу не сбросили 1 августа только из-за неблагоприятной погоды. 2 августа три В-29 доставили на Тиниан компоненты для сборки второй бомбы, «Толстяка». Тиббетс и его экипажи следили за погодными сводками, а напряжение все возрастало.
В 15:00 4 августа Тиббетс собрал экипажи семи В-29, которые должны были участвовать в первой атомной бомбардировке. Планировалось, что три самолета вылетят за час до остальных, чтобы определить погодные условия и уровень облачности над целями. В-29, несущий на борту «Малыша», должен был пилотировать сам Тиббетс. В качестве сопровождения с ним шло еще два самолета, экипажи которых должны были наблюдать за процессом и фотографировать результат. Седьмой бомбардировщик оставался на тинианском аэродроме на случай, если с самолетом Тиббетса возникнут проблемы.