Кромешник - О'Санчес

– …вот три тысячи, Червончик, я за него ответил… – Гек с усилием возвращался в реальность.

Нестор, монументальный парень с физиономией неандертальца, вынул из внутреннего кармана пиджака новенький бумажник, с хрустом, словно разрывая вилок капусты, раскрыл его и отсчитал три с половиной тысячи сотенными бумажками. Червончик со злобой посмотрел в надбровные дуги Нестора, но тому было плевать на Червончиковы эмоции, он боялся только одного человека на свете – Дудю, ну, может быть, ещё этого крокодила зеленого, Патрика, а раньше ещё – покойного отца. С Червончиком бы связываться не хотелось, конечно, но и пацанёнка не по делу нагрели: Дудя, к примеру, если рассудил бы иначе, то и все бы также согласились, правила – они такие…

Червончик, взбешённый, не стал дожидаться обеда, кивнул Трупаку, младшему корешу своему, и они уехали. Чекрыж пошёл в угол, смотреть телевизор, Нестор и Гек остались.

– Выручил, Нестор, благодарствую. Я тебе во как обязан, и за мной не заржавеет. Сегодня же постараюсь отдать, как Патрика увижу…

– Что мне твой Патрик! А ты тоже дурак по оба уха! И с Червончиком дурак, и с Ритой-маргаритой… А ну-ка, пошли к ней!

– …?

– Пошли, там разберёмся.

Рита заканчивала макияж, разнеся уже помаду без малого от уха до уха, когда дверь отворилась и проем загородила этакая стодвадцатикилограммовая небритая Немезида:

– Хороша! Монету гони.

– Чего? Нестор, пьяный ты, что ли? Нестор?… Какую тебе монету, с болта упал?

– Вот он, – он пальцем указал на Гека, – проиграл мне три с половиной косых под немедленную отдачу…

– Ну а я при чем, он пусть и отдаёт!… – У Гека полезли глаза из орбит, он не верил своим ушам: ведь это его Рита, нежная и… и… самая родная, лучший др…

Нестор выразительно посмотрел на Гека: понял, мол, как оно бывает, – и двинулся к Рите. Он схватил её своей лапищей за волосы возле затылка и легко, как кошку, выдернул из плюшевого кресла:

– Ещё слово, шмакодявка трипперная, и ни один болт отныне на тебя не позарится! Деньги, говорю, гони. Объясняю один раз и человеческим языком: иначе ты – заиграна! – Нестор встряхнул её и свободной рукой со всей силы отвесил ей щелобан. Он врал, конечно, заигранной Рита считаться никак не могла, но она же этого не знала. Зато знала, что если она и в самом деле заиграна, то ни от кого не будет ей защиты и сочувствия. Рита заплакала в голос, завыла, чтобы её отпустили, попыталась уйти в истерику, чтобы выгадать отсрочку, но Нестор поставил ей ещё один щелобан (под волосами шишек не видно будет, работе не помешают), выпустил её волосы и выщелкнул лезвие пружинного ножа:

– Ну, раз так, держись, паскуда!…

Рита, словно раненая корова, с мычанием полезла под стол, стала ковыряться в столешнице и вытащила круглый увесистый рулончик с деньгами. Нестор бесцеремонно вырвал рулон у неё из рук, насчитал три с половиной тысячи, стараясь выбирать крупные купюры, остальные высыпал ей на голову.

– Вот так, Малёк, учись, пока я жив! Ну, держи краба, я пошёл. Пока, а вы поворкуйте, коли нравится…

Дверь хлопнула, и они остались вдвоём: Гек, похожий на соляной столб, и Рита, грязная и зарёванная.

– Гек, милый, я все тебе объясню. Я уже лекарства отослала, а деньги сейчас должна была отдать, иначе они мать погубили бы на операционном столе…

Гек, не отвечая, наклонился и стал собирать деньги. Рита, продолжая причитать, заторопилась, хватая купюры, чтобы Геку досталось меньше. Но он отсчитал триста пятьдесят талеров и за неимением бумажника сунул их в карман брюк.

– Гек, Гек… Обожди…

Но Гек, едва сдерживая слезы, выскочил из комнаты и побежал к себе. У него был выходной, от обеда он отказался, и никто его не должен был доставать. У себя в каморке Гек наконец дал волю чувствам, разрешил себе заплакать, пока никто не видит. Но слезы так и не пошли. И больно ему было, и одиноко. Но если одиночество время от времени бывает желанным, то предательство, невыносимо горькое на вкус, навсегда оставляет язвы в душе. Гек вспомнил, как он в первый и единственный раз ходил проведать свою Плешку, нёс ей здоровенный кус свиной печёнки, представлял, как они будут сидеть и разговаривать… А Плешка, несмотря на его призывные крики, равнодушно пробежала мимо, окружённая целой стаей разномастных ублюдков. У неё была течка, и в её собачьей голове не оставалось места ни для чего другого, так уж устроила всемогущая природа, но Гек ведь не знал этого.

Гек, сгорбившись, сидел на своей жёсткой, на досках, кровати и смотрел на стену, все ждал, по старой памяти, что хлынут слезы и принесут ему облегчение, но сухими оставались его глаза, разве что дыхание иногда переходило в охи, такие тихие, что их могли слышать только тараканы, изредка пробегающие стороною мимо этих бесплодных мест. Тикали часы, по комнате растекались лёгкие-прелегкие запахи, вроде как дым, но стоило Геку обратить на них внимание, как они улетучились. Он даже подошёл к двери и выглянул наружу, но нет – оттуда не пахло ничем необычным, да и в комнате запах исчез. Гек опять уселся на кровать и продолжил мыкать горе. Патрик от Дуди поехал домой, на Восьмую Президентскую, и Гек, никем не отвлекаемый, просидел истуканом до самого утра, без сна, еды и питья. О том, что кроме любви он лишился всех своих сбережений (и конвертом его обнесли), Гек вспомнил только вечером следующего дня.

Рита, испытывая определённую неловкость, решила как-то загладить свой проступок и в тот вечер спустилась в каморку Гека.

– Привет, мальчик мой бе… – только и успела она сказать. Гек двумя пальцами ткнул её в солнечное сплетение, а когда она стала приходить в себя и сделала попытку подняться с полу, он дал ей несильного пинка, только чтобы она опять упала на четвереньки, правой рукой смял ей причёску, а левой зажал горло, чтобы молчала:

– Слушай, тварь. Слушай внимательно. Если ты ещё раз со мной заговоришь или покажешь каким-нибудь образом, что мы знакомы, я тебя даже не убью: вырву язык и выдавлю шнифты, станешь некрасивой. Мне простят, а нет – будь что будет. Дальше я ни хрена не боюсь. Посмотри на меня и ответь, знаком ответь, поганой вафельницы своей не открывая, шучу я или нет? Пикнешь – сделаю как обещал, без напоминаний. Так как, веришь мне – шучу я или нет?

Рита испуганно замотала головой, потом глаза её ещё больше расширились, и она стала энергично кивать, в ужасе запутавшись, как нужно ответить – «да» или «нет», – чтобы избавиться от этого змеиного взгляда. Гек, удовлетворённый и бледный, поднял её на ноги и взашей вытолкал из комнатки. До дежурства оставался ещё час, и он взялся за упражнения – переписывал газетные статьи из вчерашней почты левой рукой, чтобы окончательно превратить левую руку во вторую правую. Патрик объяснил ему, что мышцу качать – мало, надо чтобы координация была и на большом и на мелком уровне, а писанина для малого уровня – лучший способ. И действительно, левой рукой он писал уже довольно бегло, хотя и с наклоном в левую сторону. Перо бойко выводило фразы о герметичном пакете, включающем в себя два жёстких диска по тридцать каких-то Мбайт, что позволило назвать эту систему винчестером. (Да, верно, Гек слышал от Патрика о калибре 30/30.) Обычно он не вдумывался в смысл прочитанного, но тут на глаза ему попалась заметка об облаве на «муншайнеров», самогонщиков в трущобах, где он жил когда-то с отцом. Гек пощупал мышцы на обеих руках, встал из-за тумбочки и принялся двигаться по тесной комнатке, кружась в бою с тенью. «Пора бы уже», – подумал он, ощутив внезапно холодок под ложечкой…