Преследуя нас - Кэт Т. Мэйсен

просит меня замолчать, и я кладу свою руку поверх ее, чтобы убрать ее, но вместо этого она крепче сжимает мой член.

Блядь! Оттолкни ее сейчас же!

Я не знаю, сколько я так просидел, это могут быть секунды или минуты.

В моей голове беспорядок, а тело оцепенело, понимая, что это неправильно. Она тянет мою руку к себе, направляет ее под платье и крепко кладет на свою голую киску.

Господи, мать твою, сделай что-нибудь, Эдвардс.

Я отстраняюсь.

Образы Шарлотты проносятся в моей голове быстрее, чем поезд.

Я не могу этого сделать.

Я все еще люблю свою жену.

Я все еще хочу свою жену.

Я просто не знаю, как исправить ущерб, который я нанес.

— Монтана, ты знаешь, что я не могу этого сделать. Ты прекрасна, но я женат.

Она придвигает свое тело немного ближе: — Лекс, я знаю, что ты женат, но не обязательно счастлив. Это может быть только один раз, я обещаю. Без всяких условий. Ты бы не был таким жестким, если бы не хотел меня.

Где, черт возьми, мой голос, тупой ублюдок бежит в свою комнату паники и запирает за собой дверь.

Она воспринимает мое молчание как «да» и двигает мою руку обратно к себе, на этот раз прижимая палец к ее клитору, пока я резко не отстраняюсь.

— Монтана, нет… Я люблю свою жену. Несмотря на то, что происходит, это всегда будет только Шарлотта.

Я убираю все руки, завожу двигатель, ожидая, пока она выйдет.

— Я… я… простите, — заикается она.

— Послушай, уже поздно. Мне нужно домой.

Монтана открывает дверь машины, вылезает и наклоняется еще раз: — Мистер Эдвардс, я не знаю, что на меня нашло. Надеюсь, это не изменит нашу рабочую договоренность.

— Мы можем поговорить об этом завтра, — остаюсь неподвижным, пока дверь не закрывается.

Когда я прихожу домой, я прыгаю в душ и энергично натираю тело, пытаясь смыть с себя события сегодняшнего вечера. Я знаю, что у меня нет ни единого шанса продолжать работать с Монтаной, и, черт возьми, если я только что не открыл себя для судебного иска.

Отлично! Ты можешь заставить свою жену представлять тебя в «иске» о сексуальном домогательстве.

В ту ночь я забрался в постель, зная, что Шарлотта слышит меня. В этот момент она нужна мне как никогда, но, взглянув на часы, я понимаю, что мой приход домой в два сорок пять не будет встречен с радостью.

Повернувшись ко мне спиной, она слегка шевелится.

— Где ты был? — шепчет она с легкой дрожью в голосе.

— На работе.

— В этот час?

— Встречи, извини. Я должен был позвонить.

Я перетягиваю одеяло на свою сторону, раздраженный, она требует большую ее часть. Подумав, что разговор окончен, я устраиваюсь поудобнее.

— Ты должен был позвонить, Лекс. Несмотря на все, что происходит между нами, я волновалась за тебя.

— Ну, не стоит. И, честно говоря, я устал, так что спокойной ночи.

Я переворачиваюсь к ней спиной. Несмотря на час, я смотрю в ночь, не в силах уснуть, пока рядом со мной не раздается всхлип. Не зная, что сказать или сделать, я игнорирую боль в сердце и закрываю глаза, желая прогнать этот кошмар.

Мы разбиты.

Насколько сильно, я пока не знаю.

Тридцать четвертая глава

Чарли

Инцидент в клубе произошел больше месяца назад, и ничего не изменилось.

Лекс улетел в Лондон на две недели и вернулся только вчера. Я до сих пор его не видела, единственная причина, по которой я знаю, что он приземлился, — это очень теплое сообщение, в котором просто говорилось: «Приземлился».

Я занимаюсь черно-белым гала-вечером, который наша фирма устраивает совместно с благотворительной организацией по борьбе с раком. Никки и Эрик придумали эту идею, и каким-то чудом им удалось привлечь Адриану.

Адриана далека от своей нормальной жизни, но постепенно она снова начинает функционировать как человек. На этой неделе она приходила дважды, чтобы Энди и Амелия могли поиграть. Мы коротко болтаем, и она даже съедает немного обеда — огромный шаг вперед в моих глазах, поскольку ее худая фигура меня беспокоит.

Осознание того, что жизнь никогда не будет прежней, — это самое большое препятствие, с которым наша семья пытается смириться. По мере возможности я стараюсь облегчить бремя Адрианы, но это лишь маскирует мою собственную боль.

Моя собственная семья, как я ее знаю, развалилась, и ничто из того, что я говорю или делаю, не помогает исправить ситуацию. Работа и Амелия — это все, на чем я сосредоточен. У меня нет выбора в этом вопросе. Требования к работе не прекращаются, потому что мой брак терпит крах, а открытие нового офиса влечет за собой новый тип нагрузки, заставляя меня нанимать больше сотрудников.

И, конечно, моя дочь — мой мир, требующий больше всего внимания. Амелия заслуживает матери, и именно этим я стараюсь быть, несмотря на то, что ее отец — полный и абсолютный мудак.

Рокки и Никки запланировали прилететь завтра вместе с Уиллом. Я рада присутствию большей семьи, молясь, что они помогут мне принять некоторые трудные решения, которые сильно давят на меня.

К счастью, Эмили, будучи фантастической женщиной, предложила посидеть с детьми завтра вечером, чтобы мы могли насладиться этим событием.

Самое печальное во всем этом то, что я должен послать Лексу приглашение через его новую помощницу, Монтану.

Даже не думайте, что я начну с этого.

Я лежу в постели, широко раскрыв глаза, прислушиваясь к звуку своего дыхания. Оно медленное, почти останавливается на мгновение, а затем сжимается в груди. Я поворачиваюсь к часам и замечаю, что сейчас чуть больше двух часов ночи. Над окном висят огни, двигатель машины выключается.

Лекс так и не позвонил и не написал, что задержится. Вместо этого я волнуюсь, но еще больше — моя неуверенность доводит меня до безумия. Мое воображение придумывает множество сценариев, в каждом из которых фигурирует некий ассистент.

Я закрываю глаза, притворяясь спящей, когда он заползает в кровать. Я удивлена, что он вообще решил спать рядом со мной, учитывая, что он не раз выбирал нашу гостевую комнату.

Когда он укладывается, я спрашиваю его о его местонахождении, не удивляясь, что он решил придумать какую-то отговорку о встречах. Вместо того чтобы спорить, я выражаю свое беспокойство, но в ответ он ведет себя как полный кретин. Он поворачивается ко мне спиной, выключая лампу, и я всеми силами сдерживаю слезы.

Этот момент закрепляет то, во что превратился