Кардонийская рулетка - Вадим Панов

— А вскоре грянет гром, — негромко сказала Кира, просто для того, чтобы хоть что-то сказать.

И сделала большой глоток игристого.

Девушка прекрасно понимала, что Кажани будет иметь успех у мужской половины гостей, но не ожидала, что он окажется настолько грандиозным. Если бы не нормы приличий и присутствие дер Даген Тура, Этель не смогла бы вырваться из плотного кольца поклонников ни на мгновение.

Раздосадованные дамы собрались на носу, но общаться с ними у Лилиан и Киры желания не было никакого, вот и задержались у борта, примерно посреди яхты.

— Совсем забыла, что нас ожидает фейерверк, — коротко рассмеялась адигена.

— Многие забыли. — Кира не собиралась изменять жениху, но ничего не имела против легкого флирта и потому воспринимала нахальное невнимание как личное оскорбление. — Забавная получается вечеринка.

— Помпилио всегда делает то, что ему нужно, — усмехнулась Лилиан.

— Не всегда, — мягко произнес дер Даген Тур. — Как правило, я делаю то, что хочу. — И галантно склонил голову: — Дамы.

Валентин подвез хозяина к расположившимся у борта женщинам и отступил на несколько шагов, всем своим видом показывая, что ничего не слышит и ничего не видит.

— Подслушивал?

— Проезжал мимо.

— Торопился на корму? — ледяным тоном осведомилась Лилиан. — Там сегодня спектакль.

— Этель — замечательная, — в тон молодой адире ответил Помпилио. — У меня нет причин для беспокойства.

— Она пользуется успехом.

— У Этель есть все, что нужно.

— Актриса! — выдохнула Лилиан.

С презрением выдохнула? Весьма похоже. Продемонстрировала, как низко пал дер Даген Тур, однако лысый адиген не смутился:

— Любовь — это театр, дорогая. Женщины отвечают за декорации, мужчины — за постановку.

— Терпеть не могу, когда ты такой. — В глазах адиры сверкали молнии. — Я хочу, чтобы ты отправился на корму.

— Никогда не ходил в толпе.

Кира ошеломленно прислушивалась к разговору: она и представить не могла, что кто-то осмелится говорить с Помпилио настолько дерзко.

— Калеки всегда позади?

— Вместе с обманутыми женами.

В это мгновение Кире показалось, что Лилиан выплеснет остатки игристого в лицо дер Даген Туру, но адира сдержалась. Передернула плечами — в море становилось зябко, — отвернулась и, глядя на залитый огнями Унигарт, поинтересовалась:

— Зачем ты все это затеял?

Взбаламутил город обещанием невиданного фейерверка, нанял «Повелительницу бурь» — самую роскошную на Кардонии прогулочную яхту — и закатил вечеринку в заливе, с изысканными яствами и дорогим вином.

— Последние полтора года я провел вдали от цивилизации. Наверстываю упущенное.

— Невозможно наверстать все. — Лилиан резко повернулась и жестко закончила: — Время и Пустота неумолимы.

— Время… — Кира была внимательной, сумела разглядеть в глазах адигена вселенскую грусть. — Пожалуй…

Струнный квартет заиграл первую из знаменитейших на весь Герметикон «Звездных пьес», и нежные звуки самой Романтики плавно скользнули над притихшим Баниром.

— Лучше всего фейерверк будет виден с крыши Дворца Конфедерации, — хрипло произнес Помпилио. — Но, чтобы насладиться зрелищем, — именно насладиться, — нужно быть здесь, в заливе. Покачиваться под яркими звездами и ждать, когда огонь попробует одолеть тьму.

— Их слишком много!

— Их нормально, — пробурчал Бедокур, устанавливая самодельную батарею на торчащую перпендикулярно стене штангу. — Это тебя много.

— И мощность критическая! — Алхимик сунул здоровяку скомканные листы. — Я посчитал!

— Олли, заткнись. Ты ведь не Энди.

— У нас общая шкура, чтоб тебя в алкагест окунуло, так что я не заткнусь.

— Ничего с твоей шкурой не станется, — пообещал шифбетрибсмейстер. Он докрутил проволоку и прищурился на первые звезды. — Мы выбрали удачное время, дружище, даже местный гороскоп не против Доброго Маркуса. — Поразмыслил и добавил: — Ни один гороскоп Герметикона не имеет ничего против деяний во славу Доброго Маркуса.

И взялся за следующую батарею. Снаряжал которую самолично и весьма щедро.

— Ты представляешь ее мощность? — с опаской поинтересовался алхимик.

— Я знаю, как эта малышка пульнет, и знаю, когда она должна пульнуть, — отозвался Бедокур. — Не волнуйся, Мерса, все будет хорошо.

И в борьбе со здравым смыслом победа останется за нами.

— А если хорошо не будет?

— Раньше надо было думать.

— Чира!

— Какой же ты все-таки паникер, — посетовал шифбетрибсмейстер. Он с сожалением оторвался от работы, пристально посмотрел на нахохлившегося алхимика и наставительно произнес: — Ты забыл, что в нашем полном распоряжении есть Бабарский, чья карма позволяет проводить уникальные ритуалы по оболваниванию полицейских в любых условиях, включая нахождение под водой и в Пустоте. Так что расслабься, Олли: максимум, что нас ждет за случайное разрушение маяка, — ночь в участке и свобода. Я знаю, о чем говорю.

— Это ты за драку получил ночь в участке, — уточнил Мерса. — А если мы разнесем маяк, взяткой можем не отделаться.

— Тогда сбежим, — хладнокровно ответил Бедокур. — В первый раз, что ли?

Спорить? Как? Чира железобетонно прав: сбежим.

Как сбежали местные пиротехники, когда заметили, что шиф проволокой прикручивает к несущим штангам дополнительные заряды. Для проформы поинтересовались: «Зачем?», услышали: «Для красоты, придурки!» — и сбежали. И Мерса их понимал, поскольку опоясывающий башню технический балкон, вокруг которого, собственно, и были размещены заряды, все меньше напоминал площадку для запуска фейерверков и все больше — крюйт-камеру.

За то время, пока алхимик лазал по стенам, ругался с рабочими, требуя установить батареи и ракеты именно так, как того требовал план, пока проверял заряды, дорвавшийся до бесконтрольной власти Чира полностью перемонтировал электрическую панель управления и добавил, по приблизительной оценке Мерсы, не менее четырехсот тридцати двух с половиной килограммов взрывчатых веществ… В смысле — фейерверков.

И продолжал добавлять.

«Если мы устроим плохое зрелище, мессер будет недоволен. Если мы разнесем маяк, мессер, наверное, тоже не обрадуется. Интересно, что хуже?»

— Может, не следовало сюда приходить? — поинтересовался Шо.

— Сюда? — изумился Лайерак.

— Смотреть фейерверк, — уточнил Сапожник, сообразив, что сморозил глупость. — Мне показалось странным, что его назначили сейчас. И назначили неожиданно.