Дворец ветров - Мэри Маргарет Кей

– О чем вы говорите? – встрепенулся Аш, удивленный скорее странным выражением лица и тоном Мулраджа, нежели самими словами.

– О том, что ремни были крепко затянуты, но сама подпруга лопнула. Перетерлась, причем за считанные часы. По чистой случайности немного раньше в тот день я осмотрел седло. Помните, как мальчик запустил сокола за голубем, которого вы, погруженный в свои мысли, даже не заметили, а мне, когда он пустился в галоп, показалось, будто седло у него немного болтается, и я поскакал за ним следом?

– Да, припоминаю. Вы сказали, что с седлом что-то неладно. Но… продолжайте.

– Ко времени, когда мы настигли сокола и голубя, – продолжал Мулрадж, – мы намного опередили всех вас, и потому я собственноручно поправил подпругу. И говорю вам, сахиб: если не считать того факта, что она была затянута недостаточно туго, с ней было все в порядке. Однако всего через несколько часов она настолько износилась, что лопнула, когда конь помчался во весь опор.

– Но такое невозможно!

– Вы правы, – мрачно согласился Мулрадж, – такое невозможно. Однако это случилось. И здесь могут быть только два объяснения: либо это была уже другая подпруга, старая и прогнившая, которой заменили нормальную, либо – что, на мой взгляд, вероятнее – кто-то, пока мы ели, хорошо поработал над ней острым ножом, перерезав ремень почти полностью, да с таким хитрым расчетом, чтобы он не порвался и не вызвал никаких подозрений, когда его застегивают, но лопнул при сильном натяжении – таком, например, какое возникает, когда лошадь понесет.

Аш уставился на него из-под нахмуренных бровей и довольно язвительно заметил, что, если бы подпруга лопнула, когда мальчик находился в окружении полудюжины спутников, ничего особо страшного не произошло бы, а ведь никто не знал, что он уедет один. Кроме Биджу Рама, на сей раз занявшего правильную позицию и пытавшегося остановить Джхоти.

Мулрадж пожал плечами в знак согласия, но добавил, что есть вещи, о которых сахиб не знает. Например, Джхоти обычно всегда пускается галопом вслед за своим соколом и терпеть не может, если при этом кто-нибудь скачет за ним по пятам. Поэтому совершенно неважно, сколько человек находилось бы рядом с ним. Едва лишь сокол устремился бы за намеченной жертвой, мальчик помчался бы за ним во весь опор, а всем остальным осталось бы только ждать и наблюдать. И если бы лошадь понесла, подпруга скоро лопнула бы из-за дополнительной нагрузки, а поскольку взбесившаяся лошадь с легкой ношей развивает значительно большую скорость, чем покорная узде и несущая на себе взрослого мужчину, то мальчик, по всей вероятности, упал бы прежде, чем кто-либо настиг его.

– А при падении с понесшей лошади в такой местности и взрослый-то может разбиться насмерть, не говоря уже о ребенке. Но те, кто спланировал это дело, не приняли в расчет смелость и сообразительность мальчика, а также не предусмотрели, что именно в силу своих небольших размеров он сумеет удержаться там, где не удержался бы взрослый мужчина.

Аш досадливо хмыкнул и спросил, как, по мнению Мулраджа, «они» – кто бы «они» ни были – могли предвидеть, что лошадь понесет. Именно из-за этого все и случилось, а ведь предсказать такое невозможно.

Мулрадж со вздохом поднялся на ноги и встал над Ашем, засунув ладони под ремень. Его лицо внезапно помрачнело. Он тихо сказал:

– Вы ошибаетесь: это тоже было подстроено. Я все никак не мог понять, почему вдруг лошадь понесла, ведь Джхоти всегда привставал на стременах и громко кричал, когда запускал сокола, и Балбал привык к этому. Однако мы оба видели, что лошадь взвилась на дыбы и рванулась вперед, словно в нее попала пуля. Вы помните?

Аш кивнул и от острой боли, вызванной неосторожным движением, ответил резче, чем намеревался:

– Помню. И помню также, что в пределах видимости никого не было и мы не слышали никакого выстрела. А вы, как назойливая пчела…

Он осекся, внезапно вспомнив, что именно заставило его отправиться на поиски собственного коня, когда он увидел, что Джхоти уезжает один. Это был рассказ Махду о смерти старого раджи на соколиной охоте и брошенный искоса многозначительный взгляд старика после слов: «Все решили, что лошадь ужалила пчела».

Похоже, Мулрадж понял ход его мыслей. Он сухо промолвил:

– Вижу, вы тоже слышали эту историю. Я даже не исключаю, что она правдива – кто знает? Но на этот раз я решил удостовериться, а потому, вытащив вас из-под вашего коня и убедившись, что вы живы, я не поехал за помощью сам, а отправил Джхоти. Это был риск, не стану отрицать, но риск самый малый, ведь он поехал на моей Далхан, а вы сами знаете: такая лошадь, как она, одна на десять тысяч, и даже несмышленому младенцу не грозила бы с ней никакая опасность. Когда мальчик уехал, я отправился на поиски упавшего седла…

– Продолжайте, – коротко сказал Аш, когда Мулрадж умолк и оглянулся через плечо, словно прислушиваясь. – Это всего лишь Махду, а он с такого расстояния ничего не услышит и непременно кашлянет, если кто-нибудь приблизится.

Мулрадж кивнул с удовлетворенным видом, но продолжил свой рассказ приглушенным голосом, не разносящимся за пределы палатки:

– На сей раз это была не пчела, а двойной шип кикара, который мальчик вогнал в спину коню, когда плюхнулся в седло после того, как запустил сокола. Шип был хитро спрятан в подкладке таким образом, что опускался все ниже и ниже с каждым движением всадника и под конец вонзился в плоть животного. Позже, когда вы встанете на ноги, я покажу вам, как это делается. Старый прием, и очень коварный, потому что никто не может поклясться, что шип не попал туда случайно. Разве все мы время от времени не выдергиваем такие шипы из одежды, одеял и чепраков? И все же я готов поспорить, поставив свою кобылицу против осла какого-нибудь дхоби, что шип оказался там не случайно. Либо шип, либо лопнувшая подпруга, но не одно и другое разом.

В палатке наступила продолжительная тишина, нарушаемая лишь жужжанием мух, а когда Аш заговорил, в голосе его уже не слышалось скептических ноток.

– И что вы предприняли в связи с этим?

– Ничего, – отрывисто сказал Мулрадж. – Разве только постарался бдительно следить за мальчиком, что довольно сложно: он постоянно окружен своими людьми, в число которых я не вхожу. Я оставил седло там, где нашел, и никому не упомянул о шипе, ведь я запросто мог не заметить его. Что же касается подпруги, лопнувшей на глазах у нас с вами, то по возвращении в лагерь я поднял из-за нее страшный шум, честя саисов на все лады и угрожая им увольнением. Не поступи я так, кое-кто задался бы вопросом, почему я храню молчание, – а этого мне совсем не нужно.

– Так вы что, никому не рассказали? – недоверчиво спросил Аш.

– А кому рассказывать-то? Откуда мне знать, сколько всего человек – и кто именно – замешаны в этом деле? Или по какой причине? Сахиб, вы не знаете Каридкота и ничего не ведаете об интригах, заполняющих дворец, точно полчища летающих муравьев в сезон дождей. Даже здесь, в лагере, от них нет спасения. Я не собирался заводить с вами этот разговор, пока вы не оправитесь полностью, ибо больному человеку вредно волноваться. Но теперь я рад, что все рассказал вам: одна голова – хорошо, а две – лучше, и мы с вами сумеем найти способ оградить мальчика от врагов.