Тысяча сынов. Все прах - Грэм Макнилл

— Пора, — произнес Магнус. — Азек, дай мне лунного волка.

Ариман кивнул и снял с переплета книги металлическую фигурку. Полумесяц в освещении пещеры отливал серебром, а клыки волка блеснули, словно ледяные. Он опустил талисман в открытую ладонь Магнуса и обмотал цепочкой его пальцы.

— Мне подарил его на Бакхендге Хорус Луперкаль, — сказал Магнус. — Это изображение украшало его доспехи, но случайная пуля отколола его от оплечья. Брат подарил его мне в качестве сувенира той войны и пошутил, что талисман послужит мне путеводной звездой в темные времена. Даже тогда он обладал громадным самомнением.

— Теперь мы проверим, правду ли он говорил, — сказал Ариман.

— Да, проверим, — согласился Магнус.

Закрыв глаза, он сжал руку с талисманом в кулак. Дыхание Магнуса заметно замедлилось и стало поверхностным, его сознание было сосредоточено на любви к брату. Через несколько мгновений на его плече появилось кровавое пятно, а из горла вырвался стон.

— Великий Океан, что это?! — вскричал Фаэль Торон.

— Индуцированная рана, — пояснил Амон. — Отголосок, стигмат, называй как хочешь. А означает она одно: у нас очень мало времени, Воитель уже ранен.

— Торон, — прошептал Ариман, — твоя роль тебе известна. Выполни свой долг перед примархом.

Атейм вздрогнул на ладони Торона, поднялся, перевернулся в воздухе и повис точно над сердцем примарха. Серебряный шнурок сам собой выскользнул из короны, свесился через край алтаря и обвился вокруг намагниченной цепи.

— Я буду странствовать в Великом Океане девять дней, — произнес Магнус сквозь стиснутые зубы, ошеломив Аримана столь долгим сроком. — Что бы ни произошло, не нарушайте моего контакта с эфиром.

Пять воинов, окружавших алтарь, тревожно переглянулись.

— Не допускайте сомнений, — велел Магнус. — Не останавливайтесь, иначе все это будет напрасно.

Ариман опустил голову и продолжал читать, хотя не понимал значения слов, не представлял, как их произносить, но все же громко их выговаривал. Его голос постепенно окреп и составил резкий контраст с монотонными напевами траллсов.

— Давай, Торон! — крикнул Магнус.

Атейм рухнул вниз и вонзился в грудь примарха. Над раной расцвел фонтан сверкающей и переливающейся красной крови. В то же мгновение клубящийся свет нашел выход, и ослепительно-белые лучи вырвались из зеркал и сошлись на рукояти атейма.

Магнус с ужасным воплем выгнул спину, его глаз открылся, но в нем не было ни зрачка, ни радужной оболочки, а лишь водоворот самых невероятных оттенков.

— Хорус, брат мой! — вскричал Магнус, и в его голосе откликнулось эхо тысячи душ, придававшее словам странный акцент. — Я иду к тебе!

Над телом Магнуса в пылающей колонне света появился призрачный силуэт.

Лемюэль весь извелся от беспокойства. Он никак не мог отыскать Аримана, и у Камиллы оставалось все меньше времени. Неделя, так хорошо начавшаяся, всего через пару дней превратилась в настоящий кошмар. Два самых дорогих его друга были опасно больны, а третий страдал на службе у своего повелителя, который ничуть не заботился о его здоровье.

События совершенно вышли из-под контроля, и все его грандиозные мечты пройти обучение у Тысячи Сынов рассеялись как утренний туман. Он успел узнать много полезного, но какой толк от сил, если те, кого ты любишь, могут внезапно уйти навсегда?

Он уже пролил много слез, когда потерял близкого человека, и больше не хотел переживать подобную утрату.

Палата Камиллы почти не отличалась от той, где лежала Каллиста, хотя здесь не было такого разнообразия приборов и устройств, подключенных к голове больной. Порезы и кровоподтеки были уже обработаны, легкие очистили от двуокиси углерода, остаточных элементов горящих металлов и пепла, рана на боку скрылась под повязкой, и лекари прописали Камилле сильные болеутоляющие средства и три дня постельного режима.

Но, вспоминая рассказ Аримана, Лемюэль опасался, что этих трех дней у Камиллы уже нет.

Он упросил Калофиса отыскать Аримана, но в ответ получил следующее: «Ариман занят с примархом, и его нельзя беспокоить». Несмотря на то что Лемюэль уже потерял счет времени, он подозревал, что сейчас было раннее утро. Взглянув на хронометр медицинской службы, он понял, что после того, как Калофис принес Камиллу к апотекариям, пролетело уже десять часов.

А Ариман все еще не приходил и даже никак не отвечал на призывы о помощи.

Он вернулся в палату Камиллы и застал у ее постели миловидную женщину с эбонитово-черной кожей. Одной рукой она держала ладонь Камиллы, а другой промокала ей пот со лба. Судя по изящному телосложению, это была уроженка Просперо.

— Чайя? — спросил Лемюэль.

Женщина кивнула и растерянно улыбнулась:

— А ты, наверное, Лемюэль.

— Верно. — Он обошел вокруг кровати и взял Чайю за руку. — Мы можем выйти на минуту и поговорить?

Чайя оглянулась на Камиллу:

— Если это касается здоровья Камиллы, наверное, она сама должна услышать все в первую очередь, не так ли?

— В обычных обстоятельствах я бы с тобой согласился, — сказал Лемюэль, — но двое моих лучших друзей попали в этот комплекс, и запас хороших манер у меня истощился. Так что прошу меня извинить.

— Все в порядке, Лемюэль, — заговорила Камилла. — Ты же меня хорошо знаешь. Если есть какие-то новости, я хочу услышать их сразу, так что рассказывай, что ты хотел сообщить.

Лемюэль нервно сглотнул. Поделиться своими опасениями с возлюбленной Камиллы было уже достаточно сложно, а выложить все это ей самой в лицо казалось невыносимо трудным делом.

— Психнойены, о которых я тебе рассказывал, откладывают свои яйца довольно необычным способом.

Камилла улыбнулась, и ее лицо заметно расслабилось.

— С этим все в порядке, — сказала она. — Ни одно из этих чудовищ меня не ужалило. Калофис об этом позаботился. Если уж на то пошло, это его надо проверить, не готовится ли он стать мамой.

Лемюэль присел на край кровати и покачал головой:

— Размножение происходит не так, Камилла. Как я уже говорил, это очень необычный процесс...

Он пересказал все, что говорил ему Ариман о размножении психнойенов, стараясь при этом подчеркнуть, что такая опасность вряд ли ей грозит. Но по лицу Чайи он понял, что второй цели он не достиг.

— Ты думаешь, что голова у меня болит по этой причине? — спросила Камилла.

— Возможно, — вздохнул Лемюэль. — Я не знаю. Надеюсь, что нет.

— Надеешься? И это все, что ты можешь сказать? — рассердилась Камилла. — Пусть мне сделают сканирование мозга или что-то подобное! Если у меня в голове эти проклятые яйца, я должна об этом знать!