Династия Ямато - Пегги Сигрейв

Самый важный вопрос — о виновности Хирохито — со временем затушевывается; молодое поколение японцев этот вопрос будто бы совсем не интересует. Оно не пережило ужасов войны, но получило в наследство от родителей мрачную память о ней. Позволим себе процитировать здесь еще раз вышеупомянутого токийского собеседника:

«Если сегодня мы попытаемся завести с нашими родителями разговор о страшных событиях прошедшей войны, они попросту выгонят нас из дому. Почему старшее поколение отвергает подобные вещи? Оно хочет предать забвению ужасы войны, преследующие его не одно десятилетие. Старики не хотят ревизии их интерпретации истории, ведь они участвовали в боевых действиях. Жестоко понуждать их признать свою ответственность за варварские действия японской армии. Они бесхитростно отвергают саму мысль о собственном соучастии в военных преступлениях. Их отношение к покойному императору зиждется в большей степени на самооправдании, нежели на благоговении или почитании».

В годы войны, как отметил наш собеседник, японцы находились под влиянием «лукавых СМИ», финансируемых и управляемых олигархами и политиками. Общеобразовательный процесс в Японии выстроили так, чтобы ученики не задавались «крамольными» вопросами.

«Мы, простые люди, все так думаем; но кого интересует наше мнение? Поколения 1950-х и начала 1960-х гг. прошли через эту образовательную систему, внушившую им идею о невозможности и абсурдности войны, но умолчавшую о многом. Учебники истории трактовали мировую войну как военную кампанию в Евразии, закончившуюся неутешительным результатом из-за безответственного осуществления военного плана. Мы не рассказали, как японская армия попирала общечеловеческие ценности, а ее постыдные действия стали причиной страданий многих наций, с которых мы по крайней мере должны брать моральный пример. Нас не учили вырабатывать собственное суждение о войне, о ее последствиях, и в этом суть нашей проблемы. Полагаю, именно по данной причине мы так и не осознали истинных масштабов нашего преступления. В прошлом произошло нечто, что можно назвать ошибкой, деянием неких идиотов. Но теперь-то все в порядке, прошлое не имеет к нам абсолютно никакого отношения! Теперь у нас самая пацифистская конституция в мире, и не нам предаваться размышлениям о прошлом! Раскаяние? Почему мы должны испытывать раскаяние?»

В самом деле, почему? В Германии признание моральной ответственности за Холокост стало решающим условием становления разумной демократии в стране. Берлинский кинофестиваль регулярно представляет ленты, повествующие об отвратительных аспектах Холокоста; берлинская аудитория признает ответственность Германии за кровавые преступления прошлого; осознание собственной вины является необходимым условием для строительства будущего. Япония, отрицая прошлое, отрицает будущее. Отказываясь признать вину и выплатить компенсацию жертвам японской агрессии, японское правительство возводит ложь в институт официальной политики, одна ложь тянет за собой другую. У Токио нет и не может быть морального авторитета на международной арене; принятая им поза — смешна. Официальный Токио загоняет в исторический тупик всю японскую нацию. Не извлекший урока из своего прошлого обречен на его повторение в будущем.

К тому же Япония не одинока в своем нежелании раскаяться в совершенных военных преступлениях и разграблении материковой Азии. Соединенные Штаты, вне всякого сомнения, сыграли крайне неоднозначную роль в послевоенной Японии: по части справедливого возмездия за совершенные военные преступления и мародерство, производство и использование боевых отравляющих веществ; по части выплаты послевоенных репараций. Лишь сравнительно недавно Вашингтон присоединился к хору голосов, выдвинувших в адрес швейцарских банков обвинения в утаивании нацистских вкладов. С другой стороны, Вашингтон продолжает хранить молчание по вопросу о своем тайном сговоре с поверженным Токио, о японских тайных счетах в американских банках. Оба вопроса необходимо рассматривать в комплексе — публичное возмущение поведением нацистов без столь же адекватного возмущения поведением японцев в годы войны неизбежно приведет к длительной консервации лжи в самых высоких политических сферах. Фокус в том, что Токио хорошо известно: подобного рода признания крайне невыгодны для самого Вашингтона; поэтому-то тайный сговор не денонсирован, ворон ворону глаз не выклюет.

Каково в таком случае будущее династии? Император Акихито пытается предстать в образе «монарха с человеческим лицом», но без особого успеха. Если император не желает больше мириться с ролью инструмента в руках олигархов, то зачем он вообще играет на сцене? Какова его роль в будущем Японии? Пусть даже император и изъявляет желание представлять свой народ — вдруг этот народ уже не заинтересован в нем? 75 процентов японцев не испытывают по отношению к собственным политикам ничего, кроме презрения. 80 процентов довольны императором и императрицей (по крайней мере как символическими монархами). В то же время никто всерьез не рассчитывает на реальную власть монарха в государстве. Чем активнее император Акихито и императрица Митико пытаются отождествить себя с переменами, тем больше они оказываются в изоляции от народа благодаря усилиям тех из своего окружения, кто страшится реальных перемен.

Перемены приживаются в Японии со скоростью движения ледника. Еще в конце 1960-х гг., когда Хирохито, посещая провинцию, изъявлял желание принять ванну, местная высшая аристократия выстраивалась неподалеку в торжественных одеяниях — искупаться после в императорской воде… Старшее поколение японцев продолжает считать: взглянувший в лицо императора неминуемо лишается зрения… Синтоистские ритуалы по сей день поощряют веру в сверхъестественную силу императора. Магическое зеркало богини Солнца как будто не потускнело от времени. Кто-то из элиты продолжает искренне верить в подобную «магию», кто-то цинично использует гениально разработанный Ито Хиробуми в XIX веке набор сценических средств…

Наследного принца Нарухито, может статься, не вполне устраивает покрой его августейшей смирительной рубашки, но он и не выказывает стремления выступить в роли главного поборника социальных реформ в Японии. Любое сравнение Нарухито с молодым принцем Титибу следует признать беспочвенным!

Правда, Нарухито начал с чистого листа. Он воспитывался в непосредственной близости к родителям — во дворце Того Госё, специально выстроенном для них. И все же сорокапятикомнатный дворец с многочисленной обслугой имеет мало общего с комнатушками рядовых токийцев, где зачастую ютятся по три поколения одной семьи, с минимумом удобств. Тем не менее детство наследного принца Нарухито следует признать громадным отступлением от древних придворных традиций…

Держа в уме во многом карикатурные заметки сэра Гарри Паркса о внешности Мэйдзи, сэра Клода Макдональда о Тайсё, Томаса Ламонта о Хирохито, следует признать: Нарухито внешне выглядит весьма крепким мужчиной, с правильными чертами лица, а кто-то даже найдет его симпатичным. Нарухито обучался в Оксфорде (как и его младший брат Акисино) — то есть Нарухито с братом стали первыми детьми японского императора, получившими высшее образование за границей со времен принца Титибу, в 1925 г. проучившегося один триместр в том же Оксфорде. Так же, как некогда его двоюродный дедушка, Нарухито отдает предпочтение спорту, вину, музыке и литературе, английскому языку… Современный Токио, с его большей открытостью внешнему миру и технологической изощренностью, ожидает от Нарухито более современных манер и космополитизма — но, как видно, наследный принц больше тяготеет к старинной традиции.