Асы немецкой авиации - Йоганн Мюллер

В следующее мгновение на мой фюзеляж и крылья обрушился шквал пуль. Через секунду мимо проскочил МиГ. Я не мог рисковать уйти полупереворотом и пикированием, так как высота была слишком мала. Вместо этого я резко ушел в сторону, и следующая очередь пролетела далеко в стороне. Я просил Рейтера: «Где они?»

Ответа не было. МиГ ушел вверх в сторону солнца, вероятно, готовя новую атаку. Я снова вызвал Рейтера и не услышал ответа. Похоже, мой мотор не был поврежден, потому что когда я дал полный газ, он послушно ответил. Не оставалось ничего иного, кроме как возвращаться домой. Я гадал, куда пропал Рейтер, когда он пристроился сбоку. В его фюзеляже была видна огромная дыра, и, судя по всему, рация была разбита. Он помахал мне рукой. На всякий случай я заложил крутой вираж вправо, чтобы найти Ивана, однако небо было пустым. Было бы очень глупо болтаться в столь опасном месте. Я вел себя, как зеленый новичок! Хорошо еще, что повреждения у Рейтера оказались не слишком серьезными. Мы все еще находились на вражеской территории в 15 километрах от линии фронта. И мы пошлепали домой. Температура масла вызвала у меня опасения, стрелка почти ушла в красный сектор. «Держись, держись. Не заставляй меня дергаться!» – умолял я. Рейтер все еще был со мной. Неожиданно что-то грохнуло, черный дым повалил в кабину, и пропеллер замер. Я летел на высоте всего 100 метров, подо мной было огромное кукурузное поле. Я выпустил закрылки и увидел справа русскую колонну, после чего бросил самолет на зеленое поле. Посадка на брюхо прошла гладко. Стебли кукурузы отлетали вправо и влево, затем все смолкло. Из мотора валил черный дым, а из радиатора валил пар. Рейтер кружил вверху. Выпрыгнув из кабины, я показал ему, что у меня все в порядке, и махнул рукой в сторону дома. Затем он пропал из вида. Самым важным теперь было убраться подальше от дороги. Русские наверняка видели, как я садился. До дороги было всего 100 метров, и мне требовалось как можно скорее и как можно дальше убежать от самолета. Я помчался прочь между высокими стеблями, а потом повернул на восток, в глубь вражеской территории. Я решил, что уж там меня искать не будут, предположив, что я направлюсь домой самым коротким путем. Я посмотрел на часы, было чуть больше 06.00. Впереди у меня был целый день. «Что он мне принесет?» – спросил я сам себя. Затем я вспомнил, что у меня в куртке лежит компас. Я крепко сжал его в ладони, словно драгоценный камень. С компасом я смогу следовать правильным курсом, скрываясь днем и постаравшись выйти к линии фронта ночью. Любой другой способ был обречен на неудачу. Я услышал винтовочную стрельбу. Пули свистели среди стеблей. Они искали меня! Мое сердце подскочило к горлу, и я покрылся потом. Мои меховые сапоги мешали бежать, поэтому я снял их и повесил на шею. Мой пистолет успокаивающе болтался в кармане. При необходимости я мог отстреливать и приберечь последнюю пулю для себя. Неподалеку слышались голоса русских, поэтому мне пришлось бежать дальше. Но затем силы оставили меня. Я просто выдохся и упал на землю. Я позволил себе короткую передышку. Не знаю, сколько я там пролежал, но вскоре я поднялся на ноги и опять побежал на восток, подальше от русских, голоса которых больше не были слышны. Затем я натолкнулся на ручеек прямо посреди поля. Я жадно глотал холодную воду и с трудом остановился. Совершенно измученный, я уснул прямо там, где лежал. Когда я проснулся, солнце уже висело низко над горизонтом. Часы показывали 17.00. Я промок насквозь и замерз. Мне требовалось как можно скорее выбраться с кукурузного поля, если я хотел этой же ночью перейти через линию фронта. Я был убежден, что смогу сделать это только ночью. Двигаясь по компасу, я вскоре подошел к краю поля. Открывшееся передо мной зрелище заставило кровь застыть в жилах. Буквально в пяти метрах прямо передо мной окапывался русский пехотный взвод! Однако они так были поглощены своим занятием, что меня никто не заметил. Мое сердце бешено стучало. Я немедленно нырнул обратно в кукурузу. Стало понятно, что с этого момента мне следует идти на запад. Вскоре стемнело. Я покинул укрытие, натянул свои меховые сапоги и отправился в путь, следуя за стрелкой компаса. Слева вспыхнула ожесточенная артиллерийская стрельба, которая вскоре стихла. Непонятно. Я поднялся на холм, спустился с него и оказался перед широкой рекой, которая медленно текла на юг, поблескивая в лунном свете. Мне придется переправляться, это понятно. Я снял куртку и сапоги, повесил их на шею и вошел в воду. Течение было сильным, но я сумел незаметно переплыть на другой берег. Там я рухнул от утомления, мои ноги просто отказывались идти дальше. Хуже того, я начал дрожать от холода, пристукивая зубами. Светящиеся цифры на циферблате часов показали 21.00. Сколько мне еще идти до линии фронта? Я заполз в небольшую ложбину и уснул. Ночной холод разбудил меня. Я поднялся и поплелся дальше. Передо мной появилось еще одно кукурузное поле, которое я пересек, пригибаясь. Я выбросил куртку и сапоги, которые намокли и стали чертовски тяжелыми. Внезапно меня ударили по затылку, и я потерял сознание. Когда я очнулся, то услышал немецкую речь. Молодой пехотный лейтенант наклонился надо мной, мое мокрое удостоверение личности было у него в руке. «Парень, тебе повезло. Мы едва не пристрелили тебя, решив, что ты Иван. Откуда ты, черт побери, пришел?»

«Помогите мне сначала. Я был сбит русскими не так далеко отсюда. Пожалуйста, позвоните в мою часть», – попросил я заплетающимся языком.

Затем я уснул мертвым сном. Ближе к вечеру за мной прилетел «шторх». Некоторое время я мучился головной болью, напоминавшей о моей одиссее. Фельдфебель Рейтер тоже был вынужден пойти на вынужденную, не долетев до аэродрома, но, к счастью для себя, уже на нашей стороне линии фронта».

«День 28 ноября был чертовски холодным. Я взлетел в 09.35 по немецкому времени и повел четверку на свободную охоту северо-западнее Ростова. Мы заметили противника, и во время первого же захода я сбил И-16 «Рата», моя 35-я победа. Во второй половине дня примерно в 14.49 опять по немецкому времени (на долготе Таганрога это 16.49) мы с моим ведомым унтер-офицером Карлом Штеффеном получили приказ лететь вдоль линии фронта на север от Ростова, чтобы удостовериться, что там все тихо. В это время дня довольно часто можно было встретить одиночные советские истребители или штурмовики. Зимнее солнце уже опустилось довольно низко. Мы едва успели взлететь и набрать высоту несколько сот метров, как все вокруг нас скрылось в мутно-белой дымке: покрытая снегом земля, горизонт, небо. Стерлись буквально все линии и очертания, все утонуло в белесой вате. Я подумал, что пора заканчивать, и повернул домой, надеясь, что все-таки найду аэродром в этих ужасных условиях.

– Две «раты» на двенадцать часов впереди нас!

Я увидел их почти в тот же момент, что и Штеффен. Дав полный газ, мы пошли вверх в направлении вражеских самолетов и вскоре оказались позади них на небольшом расстоянии и чуть выше. Они летели совершенно беспечно, прямым курсом и явно до сих пор не видели нас. Я решил, что это не займет много времени, и положил палец на гашетку, целясь в корень крыла головной «раты». Обычно этого хватало, чтобы сбить этот хрупкий самолет. Штеффен займется ведомым.

Русский заполнил светящееся кольцо моего зеркального прицела. Он все еще не подозревал об опасности. Еще ближе! Чуть понять нос… Пора! Несколько секунд я следил и вспышками попаданий моих трассирующих пуль, когда они попадали в фюзеляж и крыло противника, а затем его поглотила яркая вспышка взрыва. Ослепительные переливы зеленого, красного, желтого и белого пламени полыхнули перед моими глазами. Я совершенно ослеп и потерял пространственную ориентацию. Три или четыре секунды я боролся, чтобы сохранить управление своим «мессершмиттом», но затем раздался ужасный грохот, и передо мной мелькнула новая вспышка, мимо полетели куски капота. В меня попали.