Четвёртая четверть - Инна Тронина

Я даже забыл закрыть рот. Никогда не думал, что так можно делать предложение. Шеф как будто команду отдал — коротко и ясно. Когда-то он говорил, что не силён по части сватовства. Все три жены сами тащили его в ЗАГС.

— Генриетта, если ты против, говори сразу. А я постараюсь обосновать свою точку зрения.

Андрей говорил сквозь зубы, потому что рядом бубнили два пьяных мужика. Они изредка рычали, как медведи, и ломали кусты черёмухи. Из окон соседей Беловых доносилась игривая музычка. Мне даже захотелось под неё сплясать. Около спуска в подвал завывали коты — уже не мартовские, а майские.

— Андрей, я знала, что об этом зайдёт речь, — тихо сказала Гетка. На слух я не жалуюсь, но её слова разобрал с трудом. Похоже, у девушки от волнения перехватило горло. — Чувствовала, предполагала, что именно такую плату ты потребуешь за работу по делу Колчановых. И готовилась тебе ответить.

После этого Гетка опустила голову и замолчала, позвякивая ключами на брелоке и сжимая пальцы.

— Готовилась, так отвечай! — Озирский начал заводиться.

Они начисто забыли про меня, а я затаил дыхание. Вот стрёмно получилось, что в такой момент я нахожусь рядом с шефом и его пассией! Только если Гетка откажет, Андрею будет стыдно. И я стану свидетелем позора.

— Да или нет, а всё остальное — от лукавого. У тебя есть какое-то мнение на сей счёт?

— А том-то и дело, что определённого мнения нет. — Тут Гетка закашлялась. — Я, например, не знаю, люблю ли тебя. А ведь без любви не бывает брака, по-моему.

— По-твоему… — усмехнулся Андрей. — А, по-моему, бывает. Но уже хорошо, что ты думала об этом и не отвергла меня с порога. Получается, не всё потеряно. Выходи замуж не по любви, а по расчёту, как делают умные люди. Взвесь все обстоятельства. Тогда ты поймёшь, что тебе будет со мной лучше, чем без меня. Я не стану принуждать тебя вместе жить и спать в одной постели. Распишемся, и я подожду, пока ты созреешь. Прекрасно тебя понимаю и силой не беру.

— Ты из жалости хочешь жениться? Да? — Гетка чуть не плакала.

— Нет. Слово офицера. Жалеть тебя нечего, ты без меня справишься. Я просто симпатизирую тебе, Генриетта, и готов принять самые жёсткие условия. Скажем так, я очень хочу помочь тебе и твоей матери. Из жалости я бы дал деньги или помог с расследованием, но в ЗАГС не пригласил. Я люблю определённость, и потому мы должны обсудить моё предложение — без всяких ужимок и обид. Фраза давно заезжена, но я её всё-таки произнесу. Ты первая, на ком я действительно хочу жениться. Не обязан, а именно хочу. Может, это потому, что ты не хочешь. Во мне от рождения силён дух противоречия. Три раза я просто давал уговорить себя. А теперь вот жду единственного твоего слова. — И шеф чиркнул зажигалкой. Мне так захотелось курить, что я сглотнул слюну.

— Но почему?! — Гета была близка к истерике. — Почему сейчас?…

— А какая тебе разница, когда?

Андрей, понятное дело, привык всегда получать согласие на любые свои предложение, и теперь психовал, рыл копытами землю.

— Ну, для чего я нужна тебе? Скажи правду! Я не верю, что любишь. Ты слишком избалован женским вниманием. Был мужем графини. А я кто?

— Ты — личность, индивидуальность. Ты готова сражаться за свою честь. И я уважаю тебя. — В голосе Озирского я услышал мольбу. Мне стало его жалко — до ужаса. — Понимаю, почему ты мне не веришь. В прошлом — три брака, куча детей, в том числе и на стороне. Возможно, ты хочешь выйти за парня, который ничего не добился. У него ни счёта в банке, ни мозгов в голове. Смею уверить, что сосунок тебя не потянет. Ты создана для опытного мужчины, настрадавшегося, пожившего. Я не ищу в твоём лице мать для своих детей. Просто хочу иметь от тебя хотя бы одного ребёнка. Кроме того, это будет первый внук твоего отца — чем плохо? Он бы порадовался, я уверен. Может, ещё и порадуется…

Озирский смотрел на Гетку, она — на него. А я — на них обоих. Шеф был весь белый от волнения, а Гетка, наоборот, покраснела. Я хорошо вижу в темноте, и потому всё приметил.

— Генриетта, твоя мать говорила, что всё женихи от тебя разбежались после трагедии с отцом. Прости за жестокость этих слов, но ты каждой секундой своего молчания полосуешь моё сердце. Сердце человека, готового сорваться по первому твоему зову, и при этом не ищущего никакой выгоды для себя. У меня есть всё, чего душа пожелает. Я не нуждаюсь в тесте-генерале, даже если бы он был здоров. Я сам способен на многое, и о протекциях не думаю. У нас с Антоном не было никаких договорённостей насчёт тебя в случае его гибели или тяжёлого ранения. Ты, наверное, считаешь, что я просто выполняю обещание…

— Я так не считаю, — пролепетала Гетка сквозь слёзы.

— Тогда что тебя удерживает от согласия? Хочешь — куплю тебе квартиру в Москве. Нет — с матерью останешься. Впрочем, я не хочу вырывать у тебя согласие силком. Но знай, что рано или поздно тебе придётся принять решение…

Шеф опять хотел сесть за руль. Оксана могла не дождаться нас, уехать из клуба. Тогда придётся ехать на Звенигородское шоссе. А ведь Андрею, я знаю, совсем туда не хочется. Да и вообще, хватит нам тут торчать — после истории с Минковой. Чем скорее мы свалим, тем лучше.

— Генриетта, вернись пока в квартиру. Опасно ночью по улице бродить, даже с твоей выучкой. Если хочешь знать, я окончательно решил сделать тебе предложение после истории с Верстаковым…

— Я поняла. Но этого всё-таки мало для счастья.

— Да что ты в счастье-то понимаешь?! У каждого оно своё. Не думай только, что я действительно требую с тебя такую плату. Работал по делу безвозмездно — с самого начала. Если ты мне откажешь, мы останемся добрыми друзьями. И не считай себя обязанной. Сделаем вид, что сегодняшнего разговора не было, и только. И Русланыч о нём забудет. Правда ведь? Ты ничего не слышал.

Озирский приложил палец к губам. Я сделал то же самое.

— Вот и славно. А случай с Верстаковым показал, что ты дорого стоишь, Генриетта. Вполне возможно, что я тебя и не заслуживаю. Тебе решать. Я не тороплю. Когда надумаешь, тогда и ответишь. Если чем-то тебя обидел, извини. День тяжёлый выдался.

Андрей уже устроился в «ниссане», но Генриетта придержала дверцу. Озирский пожал плечами. Я тоже удивился. Шеф сказал всё, что хотел, и добавить ему было нечего. А Гетка, наверное, обиделась, когда он проехался насчёт сбежавших женихов. Не надо было, наверное, об этом вспоминать, но и Озирского понять можно. Он терпеть не может, когда мямлят, не знают, что делать и как поступить. Шеф был каскадёром, оперативником. Сейчас — директор сыскного агентства. Привык, чтобы вопросы решались быстро. Раз он признаётся в любви, ему надо верить. Озирский слов на ветер не бросает.

— А я считаю, что любви на свете нет! — вдруг выпалила Гетка.

— Эва! — Шеф откровенно удивился. — Что ж так?

— Вот именно потому, что целых шесть претендентов на мою руку под разными предлогами перестали общаться со мной после папиного ранения. А ведь все, без исключения, говорили о любви. Конечно, я не ясельная, и понимала их интерес. Но о таком циничном, к тому же массовом предательстве даже не думала. И это — будущие защитники Родины! Мой жизненный опыт сплошь негативный, Андрей. И я никак не могу поверить, что сейчас, находясь под следствием, имея на руках вот такого отца и совершенно беспомощную мать, могу быть кому-то нужна. Меня ведь никто, за исключением мамы, не поддержал после истории с Верстаковым. Та самая подруга, у которой я сегодня якобы ночую, всячески выкручивается и избегает встреч со мной. По общему мнению, в гибели Верстакова виновата исключительно я. А прекрасный мальчик Серёжа просто хотел обнять девушку! Но она, психопатка, швырнула его на перила. Не учла, что отличник был пьян в стельку, а потому ему трудно держать равновесие. «Он же был нетрезвый!» — говорили мне коллеги-учителя. Не дружки его, даже не родители, а именно сотрудники. Это было, в их глазах, оправданием для Верстакова и отягчающим обстоятельством для меня. Если ты вдруг передумаешь, это меня убьёт окончательно. Я… Я не могу больше так жить!..