Ведьма с Лайм-стрит - Дэвид Джаэр

В качестве маскировки Гудини предпочитал накладные седые усы и всклокоченный парик. Всякий раз, когда медиум что-то говорил, он подносил руку к уху, изображая впавшего в старческое слабоумие простака, которого любой аферист сумеет обмануть. Однажды он явился в таком наряде на сеанс Джорджа Реннера, кливлендского сорокалетнего медиума с незапятнанной репутацией. Когда свет погас, «простак» прополз по полу и измазал ламповой сажей все инструменты, с которыми якобы должны были взаимодействовать духи. Когда чуть позже из трубы для спиритических сеансов донеслись голоса призраков и гитара взмыла в воздух, Гудини включил фонарик – и оказалось, что медиум весь перемазался в саже. «Мистер Реннер, – объявил Гарри, – вы мошенник».

В каждом городе, куда приезжал Гудини, ему удавалось доказать, что в рупоры на сеансах говорят сами медиумы, а вовсе не духи, и это руки экстрасенса, а не какая-то астральная сила поднимают в воздух музыкальные инструменты. На сеансе в Гарлеме он включил фонарик как раз в тот момент, когда миссис Сесилия Кук, популярный в городе медиум, поднесла к губам рупор, и оказалось, что якобы призванные ею духи по прозвищу Подснежник, Вождь и Синеглазка тут ни при чем.

– Что это?! – закричала миссис Кук. – Что это?!

– Кто этот старик?! – зашумели ее поклонники.

– Убивают! Убивают! – завопила она, и участники сеанса испугались, что ей причинит вред свет, упавший на ее эктоплазму.

– Я Гудини! – объявил «старик», воздевая свою трость, когда спиритуалисты бросились на него. Но их остановили полицейские, сидевшие в зале в гражданском. Так миссис Кук была арестована. Давая показания в суде против таких оккультистов, как миссис Кук, Гудини заявил: «Я приготовил все цитаты из Библии, изобличающие ведьм и их духов-покровителей, и, когда адвокат защиты бросался цитатами в их пользу, у меня всегда находилась цитата против». Иллюзионист словно объявил личный крестовый поход против медиумов. На сцене в Уорчестере он достал длинный список банковских переводов шарлатанских «церквей», который в рамках расследований мошенничества медиумов раздобыла Роуз Макенберг.

– Я изгнал этих аферистов из Калифорнии и намерен избавить от них Массачусетс! – пообещал он.

И хотя жильцы Лайм-стрит казались респектабельными, один журналист полагал, что на сеансах в библиотеке Роя творится что-то неладное. Стюарт Гриском однажды присутствовал в гостиной Крэндонов, когда доктор пустил по кругу фотографии, на которых из влагалища его жены выделялась эктоплазма и руки исследователей тянулись к ее промежности, пытаясь нащупать эту удивительную субстанцию. У Грискома сложилось впечатление, что во всем этом действе играл роль не только научный интерес. «В исследовании способностей Марджери чувствуется явный и ненормальный налет сексуальности, сразу бросающейся в глаза», – писал он в Американское общество психических исследований.

Крэндоны знали, что кто-то из участников сеансов доносит Гудини обо всем происходящем, но никогда так и не заподозрили в этом репортера «Бостон Геральд», который все это время был глазами и ушами иллюзиониста. Именно Гриском сказал Гудини, что Марджери не придет на демонстрационный сеанс в Джордан-холле. Всякий раз, когда Мина проводила сеансы дома, Гудини будто следил за ней – на сцене он повторял многие из ее новых трюков с эктоплазмой. Поскольку в «Геральд» часто не указывалось авторство статьи, Крэндоны не понимали, что именно Гриском приложил руку к преданию огласке подробностей прошлого Мины. Не осознавая его намерений, Марджери доверяла ему. Гриском нравился ей, поскольку был джентльменом, как и Джон Флинн, не интересовался непристойностями и не пил контрабандное спиртное. Марджери казалось, что Гриском на ее стороне и, вообще, он ее друг. Может быть, поэтому Уолтеру так нравилось, что Стюарт присутствует на сеансах.

– Если вы не придете в следующий раз, то и я не приду, – шепнул призрак на ухо Грискому на одном сеансе.

В статьях с указанием авторства Гриском расхваливал призрака. Незримое присутствие Уолтера, писал он, «яркое, самобытное и незабываемое. У него вспыльчивый, но отходчивый нрав. Иногда Уолтер весел, иногда дерзок, иногда ироничен, иногда даже позволяет себе сквернословить, но при этом он неизменно остроумен, и ему всегда найдется что сказать». Но газетчика в первую очередь интересовала сама медиум, а не ее способности, поскольку он считал, что, только поняв ее, сможет осознать, что же происходит в этом доме. И хотя Марджери не наживалась на горе суеверных вдов или разорившихся предпринимателей, а ее социальный статус не позволял сравнивать ее с медиумами, дававшими объявления о своих услугах в газетах и проводившими сеансы в полуподпольных церквях, Гриском считал, что у этой отважной героини парапсихологических исследований есть своя темная сторона. Все разговоры о буйных вечеринках и групповых оргиях на Лайм-стрит были всего лишь сплетнями, полагал журналист, тем не менее ему не нравились друзья Марджери, люди куда менее надежные, чем Макдугалл, Гудини и Принс, скромники, не пившие вино Роя и не остававшиеся ночевать в этом доме.

У него сложилось впечатление, что все веселье Марджери было напускным и дом на Лайм-стрит отнюдь не располагал к счастливой семейной жизни. Один исследователь из новой гарвардской группы описывал доктора Крэндона как человека распутного, быстро устававшего от своих жен и потому разводившегося с ними. По его мнению, доктор Крэндон давал своей жене основания полагать, что «ее положение в этом доме под угрозой. Выйдя за него замуж, она поднялась по социальной лестнице, к тому же, похоже, она искренне любит его». Но если она больше не будет проявлять медиумические способности, их брак распадется, писал этот исследователь, поскольку Крэндоны были «двумя помешанными на сексе людьми, которых больше ничто не объединяло в этой жизни».

Гриском никогда не оставался на Лайм-стрит ночевать, но подозревал, что по ночам тут развлекаются не только духи. Впрочем, он все же не доверял досужим сплетням; но несколько «книжных червей», похоже, гордились своими романтическими отношениями с красавицей-медиумом и при этом отнюдь не походили на донжуанов. Да и Марджери наслаждалась тем, какое сексуальное влечение она вызывает у серьезных ученых, этих якобы столь бесстрастных профессионалов. Возможно, она-то и распространяла часть сплетен о своих любовных похождениях.

Один из новых гарвардских исследователей, Грант Коуд, влюбился в нее с первого взгляда. Как и многие из тех, кто изучал способности Марджери, Коуд был интеллектуалом (он преподавал английскую литературу в Гарварде), интересовался фокусами и, как и большинство исследователей паранормальных явлений, был несчастен в личной жизни. Он исповедовал принципы свободной любви, но его убеждения едва ли выдержали проверку реальностью, когда жена ушла от него к его же психотерапевту. Возможно, именно поэтому Коуду нравилось говорить о своих личных проблемах – как с Марджери, так и с Грискомом – и провоцировать на откровенность остальных. В одной из таких задушевных бесед Берд признался Коуду, что в конце исследования «В мире науки» отношения Марджери и Роя были настолько напряженными, что «Крэндон вел себя с ней прилично только после хорошего сеанса». Расстроенная холодностью мужа, Мина жаждала внимания и потому «заигрывала с каждым встречным», начиная с него самого, намекнул Берд.