Ночное кино - Мариша Пессл

– Сколько их там было? – спросил он.

– Сколько было чего? – осведомился я, шагнув к нему.

Он поднял голову и лишь теперь меня заметил.

Он пристально вгляделся в Нору, затем в Хоппера; до него постепенно доходило, что он неверно истолковал положение дел. Нет, мы не из полиции. И хотя он ничего особенного не сделал, я уловил, как плечи его расслабились, голова приподнялась – он больше не съеживался и не прятался.

Он снова перевел взгляд на меня, и по спине побежали мурашки. Честное слово, его силуэт против двери стал еще чернее, будто под приливом крайней самоуверенности он слегка раздувался, наливался темной силой.

Как там говорила Марлоу Хьюз?

«Священник-то никуда не делся – держался поодаль, выжидал молча. Неотступной маслянистой тенью».

Лицо его не дрогнуло, но глаза блеснули в полумраке, с любопытством обмахнув Сэм.

Надо уводить Саманту от него подальше. Срочно.

91

Я унес ее назад по узкой тропке к витрине. Подальше от него, а я смогу за ней присматривать. Наткнулся на лиловое бархатное кресло – широкое сиденье вытерто до белизны. Рядом на столике – груда журналов и желтая пластмассовая коняга, ничего опасного.

– Не-е-е-е-е-е-е-е, – проныла Сэм, когда я сгрузил ее в кресло. – Не хочу-у-у.

– Зайка, посиди, пожалуйста, здесь.

– Тут зачаровано. – И она уставилась на меня, в отчаянии скривив лицо. Вот-вот разрыдается.

– Уже нет, заяц. Тут весело.

Она затрясла головой и обхватила меня за ногу, вжавшись лицом мне в колено. Я взял коня.

– Ты только глянь. Знаешь, что это?

Не отрывая лба от моего бедра, она слегка выгнула шею и посмотрела искоса.

– Это же Эй, Серебряный[94]. С ума сойти! Ему тысяча лет, и если ты с ним будешь по-доброму, он тебе расскажет свои секреты. Я пока буду вон там. Ничего не трогай. Я скоро вернусь. И мы пойдем есть гигантское мороженое, договорились?

Видимо, желтый конь – годов, должно быть, сороковых, седло и поводья нарисованные – чем-то ее увлек: Сэм взяла его и угрюмо повертела.

К несчастью, беседу нашу слушали все – Нора и Хоппер в тревоге, Хьюго Виллард, кажется, с легкой улыбкой. Впрочем, едва я повернулся, он пригнул голову, словно не хотел, чтоб на него смотрели в упор.

Я встал так, чтоб загородить от него Сэм. Еще пара минут, и я уведу ее отсюда к чертям собачьим.

– Начнем с Александры Кордовы, – провозгласил Хоппер. – Как вы познакомились?

Виллард не ответил.

– Почему она вас искала? – не отступил Хоппер.

– Искала? Вы имеете в виду – охотилась на меня.

– Почему?

Виллард опасливыми шажками удалился от двери и ухватил из-под стола металлический табурет. Медленно подволок к себе – табурет громко проскреб, проскрежетал по бетону, что Вилларду, кажется, понравилось, – и примостился на самом краешке. Каблуком сапога – черного, ковбойского, с прихотливой белой строчкой – зацепился за кольцо подставки.

Посидел, разглядывая нас, – мускулистый старый лебедь, некогда великолепный, а ныне еле живой, громоздкий, но зловеще грациозный. Света его лицу теперь доставалось чуть больше, и я разглядел глубокие морщины, а справа, от глаза и до самой шеи, кожу покрывал глянец шрамов. Очевидно, Марлоу Хьюз не соврала. Отметины наверняка остались с той ночи, когда Сандра чуть не сожгла Паука живьем.

– Что вы делали на тридцатом этаже «Уолдорф-Тауэрс»? – поинтересовался я.

Он удивился:

– Я… я встречался кое с кем.

– С кем? – спросил Хоппер.

– С Моей Искалеченной Сказкой, – улыбнулся он. – Так он себя называл. Познакомились в интернете.

– Кто кому платил? – бесцеремонно продолжал Хоппер.

Виллард смиренно наклонил голову:

– Я платил ему.

– И что было? – спросил я.

– Он дал очень четкие указания, я их выполнил. Снял номер. Под настоящим именем. Разделся догола, остался в банном халате. А когда в дверь трижды постучали, открыл. Думал, там прекрасный юноша. – Он сглотнул. – А не эта тварь.

– Это вы про Александру? – спросил я.

Наши взгляды встретились. Судя по всему, само имя ее наполняло его отвращением.

– Она вас развела, – сказал я.

Он кивнул.

– Никогда в жизни я так не пугался. Оттолкнул ее. Помчался по коридору в лифт, вопя, дрожа, сотрясаясь в шоке. Выбежал на улицу в одном халате. Ни ключей, ни бумажника. Оставил в номере несколько тысяч долларов. Но надо было спасаться. Вопрос жизни и смерти.

Слащавый голосок, придыхания – можно подумать, перед нами нервная пятнадцатилетняя девочка, а не громадный дядька под семьдесят. Мне никак не удавалось примирить этот переливчатый голос с этой тушей. И чем дальше он говорил, тем больше меня это царапало.

И что-то еще было не так.

Например, я не ожидал, что он возьмет табуретку и непринужденно, без малейшего сопротивления усядется поболтать. Я понимал, отчего жаждала поговорить Марлоу Хьюз: одинокая, позабытая павшая звезда мечтает купаться во внимании завороженной аудитории. Но эта-то заскорузлая птица? Почему он откровенничает с такой легкостью? Наверняка ему что-то от нас нужно.

Я беспокойно оглянулся на Сэм. Она водрузила конягу на стол и внимательно разглядывала.

– А где вы видели Александру после этого? – спросил я, снова обернувшись к Вилларду. – В Oubliette?

Он опешил. Поерзал на табурете, ссутулился, распрямился и снова замер.

– Ну надо же. Вы неплохо подготовились. Совершенно верно.

– Откуда она узнала, что вы там будете? – спросил Хоппер.

– Надо полагать, нашла членскую карточку в бумажнике. На обороте личный номер телефона – заказать пленение. Потом я узнал, что Александра позвонила и уговорилась, что придет моей гостьей.

Он помолчал, дыша тяжело – чувственно и тошнотворно.

– Я… я был в камере с моим покорителем, и тут она выступила из темноты. Словно прямо из каменной стены. Я закричал. Убежал. Уведомил охрану. Они припустили за ней, гнали ее по пляжу вдоль утесов, целый полк охранников. Но вернулись с пустыми руками. Сказали, что ее следы оборвались, будто она улетела птицей. Или вошла в океан и утонула. – Он уставился себе в колени. – На следующий день она не появлялась. Но я знал, что это лишь вопрос времени. Она придет.