Ночное кино - Мариша Пессл

– А сейчас он где? – спросила Нора после паузы. – Кордова?

– Вопрос на миллион долларов. Ответить верно еще никому не удавалось, – рассеянно пробубнила она и надолго замолчала, свесив подбородок на грудь.

Задремала, что ли?

– Надо полагать, он все там же, – в конце концов каркнула она. – Или ушел в моря на своем пиратском корабле и больше не вернется. Александра умерла, и у моего Стэнни теперь, наверное, ни крупицы человечности не осталось. Все отпустил на волю. Пусть летят. Его ничто не держит. Нечему теперь держать.

Марлоу задохнулась и, согнувшись пополам, закашляла резко и сухо.

– В постель, – прошептала она. – Отнесите меня в постельку. Я… я ужасно устала.

Нора глянула на меня. Надо помочь, но я замялся. Боялся крупным планом увидеть ее изувеченное лицо, притронуться к этому хрупкому телу. Она отдалилась, отстранилась, схлопнулась, как старый шезлонг, потрепанный непогодой, – того и гляди распадется в щепу у меня на руках. Нора мягко забрала пустую тару – Марлоу не хотела расставаться с бутылкой, цеплялась за нее, как ребенок за куклу.

– Все будет хорошо, – пообещала Нора шепотом, обняв Марлоу.

Я как можно бережнее взял Марлоу на руки. Она крепко обхватила меня за шею и по пути в спальню прятала лицо в глубинах капюшона. Едва я опустил ее на постель, а Нора и Хоппер шагнули ближе, Марлоу мигом зарылась в простыни, точно жук в песок.

– Не уходите пока, – сипло прошелестела она из-под розового атласа. – Почитайте мне, я тогда смогу уснуть. А. Стридж. Вот как.

– Почитать? – переспросила Нора.

– Ко мне приходит мальчик. Каждый вечер в восемь приходит и читает, и я засыпаю. «Графа». Почитайте мне чуть-чуть-чуть…

– Какую книжку? – тихо спросила Нора.

– В ящике. Вон там, да-да. «Граф Кристо». Он ждет.

Растерянно покосившись на меня, Нора потянулась к ящику тумбочки. И я от души понадеялся, что Марлоу не врет. Речь, видимо, о дилере, которого упоминали и Гарольд, и Оливия. Какое фантастическое искажение правды мира – увидеть барыгу в человеке, приходящем сюда читать старухе вслух, свет принять за тьму, рай – за преисподнюю.

Но в ящике не было книги – ничего не было, кроме комьев клинекса и писем поклонников.

Мы с Хоппером обыскали другие ящики, но «Графа Монте-Кристо» не нашли – вообще не обнаружили книг в ее спальне, только журналы про звезд и сотни писем поклонников, адресованные «мисс Марлоу Хьюз» и перетянутые резинками. Хоппер спросил, не почитать ли ей что-нибудь из этого, но она не ответила.

Она наконец уснула.

88

– Нет, я все понимаю, – сказал я, допивая скотч и расхаживая вдоль дивана в гостиной. – Кордова запирается в глуши, в клаустрофобии своего поместья. Никогда оттуда не выходит. Правит королевством в триста акров. Окружает себя теми, кто ему поклоняется, тусовщиками этими, союзниками, людьми, которые, несомненно, изо дня в день напоминают ему, что он бог. В итоге сам начинает верить, будто обладает могуществом. Ночами он резвится в лесах с местными, которые почитают дьявола. Вполне логично, что в итоге в дьявола верит уже вся семья, включая Александру. И вера в дьявола их губит.

– А если это по правде? – тихо спросила Нора с дивана; Хоппер сидел в другом его углу, задумчиво покуривая сигарету.

– Что Кордова укротил силы, правящие на землях поместья?

– Да.

– Я сорок три года живу на свете и ни разу не видел призрака. Никакого «хладного дыхания». Ни единого чуда. Всякий раз, когда рассудок рвется к выводу мистического свойства, неизменно выясняется, что порыв этот порожден страхом и существует рациональное объяснение.

– Как тебе вообще удается расследовать? – удивилась Нора. – Ты же слепой.

Какая муха ее укусила? Оставив Марлоу, мы вернулись сюда, заказали китайской еды и приступили к дискуссии. Как выяснилось, Нора была свято убеждена, что повесть Марлоу – в том числе дьявольское проклятие – категорическая истина от первого до последнего слова, а любые намеки на возможность иного толкования, даже простой скептицизм, выводили ее из себя.

– Все складывается, что тебе непонятно? – Нора заливалась краской. – Сандра приехала в город искать этого Паука. Мы не знаем зачем. Но она понимала, что все началось. Она преображается. За ней все-таки явился дьявол.

– Сандра в это верила, да, но происходило это лишь у нее в голове.

– А как тогда ты объяснишь, что горничная видела печать зла у нее в глазу? И как Сандра заколдовала Моргана Деволля, чтобы спас ее из «Брайарвуда»? И Питер в «Клавирхаусе» говорил, что она двигалась, как люди не умеют. И даже история Хоппера про гремучку сюда укладывается. А эта пара, которая жила в «Гребне» до Кордовы?

– Чудаков среди британской аристократии – тринадцать на дюжину. Они женятся на кузинах. У них там сплошные инцесты.

– А что случилось с Оливией?

– С Оливией случился инсульт. Они случаются сплошь и рядом.

Нора вздохнула:

– Сколько тебе надо доказательств, чтоб ты хоть заподозрил, что все это может быть по правде?

– Не бывает убедительных доказательств того, что людей продают дьяволу.

– Ты не знаешь.

– Мы в Нью-Йорке. Если бы выяснилось, что поклонение дьяволу действительно помогает, ему бы у себя в студиях поклонялись все честолюбцы типа А.

Нора прожгла меня взглядом:

– Ты идиот.

– Внезапно. Это я-то идиот?

– Не внезапно. Ты уже некоторое время идиот.

– Потому что не верю в силу какой-то там церемонии, устроенной стайкой деревенщин? Потому что задаю вопросы? Потому что мне нужны доказательства?

– Ты думаешь, будто знаешь все. А ты ничего не знаешь. Перед тобой жизнь, люди, а ты весь из себя индюк надутый, шуточки отпускаешь, только бы не показать, что тебе страшно. Если б ты был в первом классе, а училка дала тебе карандаш и попросила нарисовать автопортрет, ты бы себя вот такусеньким нарисовал! – И она показала примерно миллиметр.

– А ты в свои девятнадцать, конечно, знаешь все. В своем этом Сент-Клауде под Киссимми ты постигла вселенную. Может, мне тоже надо пожить с Моэ, Старым Неряхой Биллом и этим твоим попугаем – который, кстати, магических свойств лишен, если не считать круглосуточного поноса!

– Да ты магию не распозна́ешь, если тебя носом в нее ткнуть.

– Вывод прост, – сказал Хоппер.

Я обернулся к нему:

– Так?

– Нам надо в «Гребень», – невозмутимо объявил он, затягиваясь. – Чего вы спорите? Это все херня. Мы не знаем, где заканчивается вера и начинается все как есть. Какая вообще разница? Но мы знаем три вещи.

– Какие? – спросила Нора.