Офисные крысы - Тэд Хеллер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Они все знают. Они уже идут за тобой.
— Когда?
— Сейчас. Прямо сейчас. Они могут прийти в любую минуту.
— Ну, ладно…
Дождь продолжает хлестать, вода струится по волосам и по лицу, затекая за шиворот.
— Что ты собираешься делать?
— Я думаю… то, что обычно делают в таких случаях, — говорит он.
— Послушай, не собираешься ли ты…
— Не беспокойся, амиго. Я постараюсь снять тебя с крючка.
_____
К тому времени, когда полицейские прибывают к нему на квартиру, Вилли лежит в ванной с вышибленными мозгами.
Лесли Ашер-Соумс, Захарий Пост
Лесли Форсиция Ашер-Соумс, дочь Тревора Ашер-Соумса и ныне покойной Лилии Ашер-Соумс, Лондон, Англия, выходит сегодня замуж за Захария Арлена Поста, сына Салли Хаггинс Пост, Саннисайд, Куинс, и Роберта Поста, Массапикуа, Лонг-Айленд. Судья суда первой инстанции штата Нью-Йорк Гектор Ориц объявит их официально мужем и женой в Пак-билдинг, в Нью-Йорке.
Невеста, двадцати восьми лет, выпускница колледжа искусств и дизайна Сент-Мартина в Лондоне, недавно была назначена помощником дизайнера журнала «Ит», выпускаемого в Нью-Йорке. Ее отец занимает должность «директор коммерческий: европейский филиал корпорации „Версаль паблишинг инкорпорейтид“». Миссис Ашер-Соумс скончалась в начале года, занимаясь садоводческими работами у себя дома.
Жених, тридцати двух лет, старший редактор журнала «Ит». Он посещал университет в Хофстре. Его мать — бухгалтер «Тип-Топ Тогз», производителя одежды в Манхэттене. Его отец является совладельцем «Мокрых парней», сети дилерских магазинов, торгующих инвентарем для активного отдыха.
Мисс Ашер-Соумс, согласно политике компании, запрещающей семейным парам работать в одном журнале, переходит на должность помощника дизайнера в журнал «Ши». Она предпочла оставить себе девичью фамилию.
Она не могла потерять свою девичью фамилию, да и я ни за что не согласился бы потерять этот дефис.
* * *
После того как полицейские позвонили мне домой, чтобы сообщить, что Вилли мертв, первым делом я набираю номер Лиз.
— Должен сообщить тебе что-то ужасное.
— Да?
— Вилли мертв. Он застрелился.
Могу поспорить, что она закрывает рот рукой.
— Можешь сейчас приехать ко мне? — прошу я. — Пожалуйста.
— Я не знаю.
— Он убил Марка Ларкина. Он заставил его проглотить капсулы, и полиция узнала об этом.
— Как они догадались?
Лиз даже не взволновало то, что Вилли убил Марка Ларкина. Она сразу перешла к главному: «Как полиция узнала об этом?»
— Это я рассказал им. Они все равно это выяснили бы.
Я представляю ее в спальне их квартиры на Ист-Сайд: ее астронавт-муженек лежит в нелепой пижаме (маленькие атташе-кейсы и долларовые купюры на красном шелке?), а Лиз сидит на кровати с книгой на коленях, напряженная и дрожащая.
— Приезжай, пожалуйста, сейчас ко мне. Мне нужна твоя помощь.
_____
Имел ли я право причинять ей такие страдания?
Мы с Лиз участвуем в опознании тела. Это ужасное зрелище… Мы вместе входим в помещение морга, в точности такое, как показывают по телевизору: мрачная серая комната, длинные тени, резкие звуки. Запах как в кабинете зубного врача. Санитар-индус в заляпанном пятнами белом халате — хочется думать, что это брызги от подливки карри — рывком снимает простыню со стола, на котором лежит наш друг.
Я не поднимаю взгляд дальше больших ступней Вилли.
— Да, это он, — говорю я.
— Это он, — повторяет за мной Лиз.
Когда мы выходим на улицу, дождь уже перестал. Я замечаю, что лицо Лиз сильно осунулось.
— Ты посмотрела? — спрашиваю я.
— Да. Смотреть, правда, было почти не на что.
Я говорю ей, чтобы она отправлялась домой и что я сам позвоню его семье.
Не знаю, подозревает ли она, что я имею к этому отношение.
Осталось сделать несколько телефонных звонков.
Я принимаю валиум и, когда немного успокаиваюсь, берусь за дело.
— У меня для вас ужасное известие, мистер Листер, — начинаю я, запинаясь, после того как представляюсь.
Когда я сообщаю ему новость, на том конце линии наступает тишина, которая обрывается сдавленным стоном.
— Мне очень жаль, — говорю я.
— Он не был счастливым человеком, я знаю, — его отец наконец находит в себе силы говорить. — Я пытался убедить его обратиться за помощью, но…
— Да, я тоже. (Но правду ли я говорю?)
И тогда я сообщаю вторую новость:
— Есть кое-что еще, сэр. Он убил человека. Он убил одного человека, и полиция собиралась его арестовать. Поэтому он покончил с собой. Мне очень жаль.
На этот раз молчания не было, просто стон… от которого у меня зашевелились волосы на голове.
— Это был Марк Ларкин?
— Да.
Он коротко усмехается.
Я доволен тем, что он не начал плакать, потому что не знаю, как бы повел себя тогда.
Два дня спустя мы с Лиз едем на катафалке в аэропорт «Ла Гардиа» и наблюдаем за тем, как гроб с телом грузят на самолет. Стоит очень жаркий и солнечный день, видно, как марево струится от бетонки и превращает самолет в серебристое желе.
— Ты знаком с его семьей? — спрашивает она меня уже на борту.
— Когда родители приходили к нему на работу, я встречался с ними пару раз.
— Так я с ними тоже знакома. А с сестрами? С Кристин?
— Да, я знаком с Кристин.
Помнится, она была очень красивой. Не хочу говорить об этом, но я с нетерпением жду момента, когда увижу ее снова.
Мы с Лиз утыкаемся в журналы, а через час полета она спрашивает меня:
— Ты собираешься занять должность Марка Ларкина?
— Я уже занял ее.
Она качает головой, потом поднимает шторку окна, позволяя солнцу ослепить нас, затем закрывает ее.
— Тебе уже удалось забеременеть?
— Нет. Пока нет.
Я снова листаю страницы: худосочная модель с выпирающими ребрами в черном сатиновом купальнике, крупный план идеальных ног на высоком каблуке, черных и стройных, как угри; золотые часы «ролекс» на запястье; красный «мерседес», припаркованный на пустынной площади под величественным тосканским небом.
— О, боже, боже, боже, — говорит сама себе Лиз, — в кого мы превращаемся…