Высокое стремление: судьба Николая Скрыпника - Валерий Солдатенко

Все яснее становилось, что «под прицел» постепенно попадает политика украинизации, национального возрождения, основные направления национально-государственного и национально-культурного строительства. Когда за громко-показательным увольнением с должности директора Института истории УАН академика М. И. Яворского по делу «Союза освобождения Украины» был привлечен к суду академик С. А. Ефремов, еще целый ряд ученых, работников образовательных, культурных учреждений, сомнений уже не оставалось. Это слышались уже пока глухие, однако грозные раскаты грома, предвещая зловещую смертоносную грозу.

Конечно же, нарком просвещения УССР не мог не видеть, не ощущать изменений, происходивших в общественной жизни; при всей своей принципиальности, неукротимости характера все же не мог совсем не учитывать этого в своем поведении. Он реагировал на неприемлемые для него тенденции в жизни партии и государства несколько сдержаннее, осторожнее. Хотя иногда его высказывания от этого не становились менее эмоциональными, острыми. Обращаясь к ленинскому наследию, Николай Алексеевич многозначительно замечал по поводу «науки пролетарского руководства»: «Здесь мы не имеем никакой разработки»[503]. Вряд ли такие реплики проходили мимо внимания тех, кто считал себя не только верным учеником В. И. Ленина, но и ответственным его последователем в теории и практике руководства общественными процессами.

Вообще за весь период тридцатипятилетнего пребывания в партии Н. А. Скрыпник превыше всего ставил интересы дела. Вопросы личных симпатий или антипатий всегда отходили на второй план. Приведенные выше факты свидетельствуют, что он не останавливался перед критикой кого бы то ни было, в том числе и генерального секретаря ЦК ВКП(б), когда был убежден в ошибочности взглядов последнего. Однако многие документы говорят и о поддержке Скрыпником Сталина.

Показательным в этом плане является выступление наркома образования Украины на II Всеукраинской конференции КП(б)У (апрель 1929 г.).

«Почему здесь перед нами оказалось так, что некоторые руководящие работники нашей партии начали теперь выявлять отклонения, колеблются и идут шаг за шагом к полному и выразительному правому уклону и почему здесь объединяется снова острие борьбы именно против тов. Сталина, – спрашивал Николай Алексеевич. – Вспомним тов. Сталина. Это не только старый большевик, это один из тех старых большевиков, который всегда был с Лениным и никогда с Лениным не расходился…

Товарищи, я хочу отметить персонально о тов. Сталине, и те, кто начинают отрицать линию партии, начинают жестокую борьбу против Сталина. Опять, как говорил Троцкий, как говорили сапроновцы, как говорила “новая оппозиция”, Каменев и Зиновьев, и теперь снова напоминают слова одного товарища – рабочего, говорившего мне тогда так: “Мы имеем Сталина таким, как он есть, твердого, четкого, крепкого, а оппозиция хочет, чтобы Сталин был не Сталин, а «ватин». Нам нужно, чтобы Сталин был стальным, булатным, а не ватным человеком. Я думаю, что заявления правых уклонистов о Сталине свидетельствуют о том, что действительно в них нет четкой линии в вопросе организационного руководства партией”.

Но вопрос у нас стоит не только персонально, а вопрос принципиальный, и нельзя согласиться, будто ЦК и его Политбюро ведет линию, которая не консолидирует партию, не концентрирует ее и не несет партии действительного укрепления, отрывая пролетариат от крестьянства»[504].

Эти строки многое объясняют – и, прежде всего, активное участие Н. А. Скрыпника в борьбе с перечисленными выше оппозиционными проявлениями, и его позицию в борьбе с «шумскизмом, хвылевизмом, волобуевщиной», «разломовцами» в КПЗУ… Николай Алексеевич, как и многие другие старые большевики, отождествлял критику отрицательных черт Сталина – личности и политического деятеля – с выступлениями против генеральной линии партии. В пылу борьбы за единство партийных рядов отметалась любая аргументация оппозиционеров (хотя она подчас и содержала справедливую тревогу за тенденции развития государства и партии).

Трудно судить однозначно, что именно в эволюции тогдашних позиций украинского наркома играло доминирующую роль (подчинение партийной дисциплине, все закрепляющиеся стереотипы поведения, инстинкт самосохранения). Однако он, как и подавляющее большинство советских функционеров его ранга, постепенно поддержали тезис И. В. Сталина об обострении классовой борьбы по мере продвижения общества к социализму. Уже в июне 1929 г., то есть через полгода после упомянутого выступления против сталинского тезиса, Николай Алексеевич буквально вторил генеральному секретарю: «Развертывание и обострение классовой борьбы является неизбежным проявлением современной эпохи классовых отношений»[505]. Казалось бы, что приведенная здесь же фраза «общепринятая партией линия борьбы с важнейшей угрозой правой опасности в нашей партии обязует нас к тому»[506] хоть что-то объясняет в мыслях и действиях Скрыпника. Раз линия «общепринята партией», значит, ее следует проводить. Однако можно найти и немало возражений относительно такого объяснения. Так, партийно-советский деятель, похоже, не упускал повода, чтобы еще и еще раз публично выразить своего негодования, и уже в который раз не стремился развенчивать ошибки А. Я. Шумского, М. С. Волобуева, Н. Г. Хвылевого, Д. З. Лебедя[507] (без различия, когда они имели место). Создавалось впечатление, что он особенно пристально следил и решительно выступал против проявлений любых негативов в национальном вопросе, беспощадно боролся с малейшими отклонениями от линии партии.

Возможно, такой «воинственной» позицией Н. А. Скрыпника объясняется и «долготерпение» И. В. Сталина, который до поры до времени его не трогал, хотя и максимально использовал «бойцовские» качества авторитетного украинского наркома в борьбе со своими оппонентами.

Между тем по стенограммам выступлений Николая Алексеевича с конца 20 – начала 30-х годов можно уловить, как начало исчезать его вдохновение, снизилась зажигательная энергетика, эмоциональность, замедлился полет мысли, приглушилась ее пульсация, исчезла образность, уступив место невнятности, скучному «разжевыванию» официальных общих мест, многочисленным повторам и элементарной путанице.

Иногда ссылаются на юбилей Н. А. Скрыпника, торжественно отмечавшийся в январе 1932 г. Украинская пресса была заполнена поздравлениями, тематическими статьями (специалисты

насчитывали их в те дни более 400). Во Всенародной библиотеке Украины при ВУАН в Киеве была устроена выставка «60 лет жизни и этапы революционной борьбы Н. А. Скрыпника». Харьковский городской Совет принял специальное решение о праздновании его 60-летия[508]. Профсоюз работников искусств принял решение создать фонд строительства эскадрильи имени Н. Скрыпника[509].