На фронтах Первой мировой - Сергей Куличкин

Прежде всего, западному истеблишменту предстояло разобраться с Россией. Десятки, сотни неразрешимых вопросов заставляли действовать быстро, жестко и не всегда правильно, справедливо. Проклятый царизм сброшен, торжество демократии налицо. У власти свои люди, готовые на все ради вступления в ряды цивилизованных демократических держав полноправными членами. Вот отсюда начинались сомнения. Конечно, и желательно было бы оставить Россию активным союзником – русское пушечное мясо так необходимо на фронтах. Послы союзников в Петрограде не просили, а нагло требовали от Временного правительства активизировать военные действия и дать гарантии дальнейшей борьбы до победного конца. «Я не могу допустить никакой двусмысленности на счет вашей решимости сохранить ваши союзы и продолжать войну. Мне нужна не надежда, мне нужна уверенность», – распекал как мальчишку русского министра иностранных дел Милюкова французский посол Палеолог.

Но, с другой стороны, западные демократии совсем не хотели видеть Россию полноправным членом и уж совсем не стремились к ее усилению.

Они не только благосклонно приветствовали начавшиеся именно летом сепаратистские движения на окраинах бывшей империи, но и практически помогали им деньгами и делом. Финские, прибалтийские, украинские, закавказские националисты, не говоря уж о поляках, буквально кормились с рук эмиссаров Лондона, Парижа, Вашингтона. Именно летом 1917 года оперились все эти щюцкоры, гетманцы, петлюровцы, дашнаки и пр., пр. Уже тогда западные демократии лелеяли мечту о раздробленной России, сведенной к допетровской Московии.

Антанта, а особенно Лондон, и не думали отдавать русским вожделенные Проливы и Константинополь. А присутствие русских штыков на Ближнем Востоке вообще считалось недопустимым. Поэтому возможный выход России из войны в Лондоне и Париже уже не принимался как большая трагедия. Очень хорошо – одним ртом меньше при дележе будущей добычи. Американцы вполне заменят русских. К тому же свои по крови. Поэтому, требуя от русских «лояльного выполнения своих обязательств», западные демократии начали по сути дела предавать своего не раз спасавшего их союзника. Приведу только один из множества пример: «В апреле 1917 года английский министр иностранных дел Бальфур, французский министр юстиции Вивиани и маршал Жоффр, посланные со специальной миссией в Вашингтон, подписали совместно с американскими представителями секретное соглашение о передаче Румынии 45 тыс. кв. км российской территории в Бессарабии с населением в 3 млн человек. Втягивая в войну Грецию, правящие круги Англии и Франции обещали ей Константинополь и Проливы, которые должны были отойти к царской России. Такова была цена союзных обязательств англо-французских союзников по отношению к России, которую они упрекали в недостаточно твердом выполнении своего союзнического долга». Удивительная наглость!

Поэтому важнее русского пушечного мяса стало экономическое и финансовое закабаление России. На Западе мгновенно забыли о миллионах золотом личных средств государя императора, оказавшихся в европейских и американских банках для финансирования военных поставок, но не забыли о собственных капиталах в теперь уже демократической России. Пользуясь ослаблением и революционной неразберихой, надо было поспешать подчинить ее своему экономическому, финансовому и политическому контролю. К примеру, американский посол Френсис писал государственному секретарю в Вашингтон: «Весьма желательно, чтобы американские торговцы прочно обосновались в России, пока для этого представляется возможность. Россия, на мой взгляд, представляет собой лучшую сферу для приложения американского капитала, изобретательности, предприимчивости, чем любая страна в мире. Что вы думаете относительно того, чтобы обращаться с Россией так, как обходились с Китаем?» С Китаем в то время обходились хуже, чем с колонией. И правительство США немедленно отправило в Россию две миссии. Одна во главе с Дж. Стивенсом составляла план установления контроля американцев над железными дорогами России. Другая, возглавляемая сенатором Э. Рутом, готовила программу захвата горных богатств Сибири, Сахалина и Кавказа и сразу же выбивала под это у Временного правительства концессии. Деловые круги Западной Европы в этих вопросах переплюнули даже сверхпредприимчивых янки.

Западу сильная Россия, императорская или демократическая, была не нужна. Это, кстати, прослеживается до сих пор, и мы тому свидетели.

Все эти выкрутасы с Временным правительством России, союзниками по блоку и противниками как-то незаметно отодвинули на второй план координацию и согласование боевых действий. Если говорить точнее – каждый решил воевать, исходя из собственных приоритетов. В Париже премьер Рибо прямо заявил: «Пусть русские воюют, как хотят, лишь бы воевали». Французские политики, ошалевшие от неудач и потерь «бойни Нивеля», не знали, как справиться с возмущением, охватившим большую часть армии на фронте и в тылу. Возмущение скоро переросло в настоящие восстания войсковых частей с конкретными лозунгами «Долой правительство Пуанкаре!» (президент Франции. – С.К.) «Долой войну!», «Долой кровавую бойню!». Восстания вспыхнули в отдельных частях сразу в 16 корпусах по всей Франции. 5 корпусов отказались выдвигаться на передовые позиции. Всего волнение охватило 75 пехотных полков, 23 отдельных батальона и 12 артиллерийских полков. Кое-где создавались Советы солдатских депутатов. Все, как в России. Тут уж было не до шуток. Некоторые подразделения захватывали грузовики, поезда и отправлялись в Париж. Надо было принимать срочные меры. 16 мая генерал Нувель смещен и заменен генералом Петэном. Начальником штаба вместо Петэна стал генерал Фош. Помните, как год назад под Верденом прошла такая же рокировка, только наоборот – Нувель заменил Петэна. В Елисейском дворце надеялись на жесткий, жестокий характер Петэна, его способность находить выход из самых критических ситуаций. И он не подвел, лично занялся ликвидацией мятежников. 30 мая солдаты 36-го и 129-го пехотных полков двинулись на помощь бастовавшим в Париже рабочим и были расстреляны артиллерийским огнем. Петэн отдает приказ о введении смертной казни за отказ повиноваться, и восставших начали быстро и безжалостно стрелять, вешать, ссылать в штрафные батальоны и на каторгу. Но порядок навел. Военный министр Пенлеве призывал «восстановить дух и доверие армии, обуреваемой разочарованием и гневом, – армии, которая уже потеряла 1100 тыс. убитыми и 340 тыс. пленными». Позже он признается: «В те тягостные июньские недели каждый вечер срочная почта приносила в мой кабинет зловещие папки со смертными приговорами. Сотни и тысячи французских солдат падали, сраженные французскими же пулями». Кстати, волнения охватили и уже прославленные во Франции русские бригады. Уж с ними-то Петэн совсем не церемонился. Причем натравил «лояльных русских на не лояльных». Именно там летом 1916 года началась гражданская война в России, а знаменитые русские бригады были расформированы, солдаты рассеяны по тюрьмам, лагерям, некоторые доберутся до России. От славного русского экспедиционного корпуса на полях сражений Первой мировой останется лишь стрелковый батальон, так называемый Легион Чести, который с честью довоюет до победного конца войны.

Петэн, национальный герой Франции, через 18 лет верховным судом Французской республики будет приговорен к смертной казни, замененной пожизненным заключением, за предательство и сговор с гитлеровскими оккупантами. Вот так иногда заканчивают герои. Предательство нигде и никогда не оправдывается прежними заслугами. Это напоминание тем, кто у нас сейчас пытается реабилитировать Власова, Краснова, Шкуро и пр. участников и героев былых сражений.