Прекрасная толстушка. Книга 2 - Юрий Перов

— Зачем же женская борьба… — непроизвольно хихикнул он, — лучше смешанная. Брать большую женщину, как ты, и среднего веса мужчину.

— Как ты, — продолжила я. — Это даже интереснее, — как бы слегка задыхаясь от возбуждения, прерывистым голосом сказала я.

— Решено, — сказал он, ощупывая под столом мою ляжку. Я поиграла ею под его рукой — несколько раз напрягла и расслабила мышцы… — Какая ты сильная, — натурально задыхаясь, прохрипел он. — Когда начнем тренировки?

— Да хоть сейчас… Только неудобно уходить…

— Со мной все удобно…

Никитична встретила нас удивленным взглядом, но ничего не сказала.

— Иди, иди, Никитична, покушай, — торопливо сказал шеф, — потом уберешься, потом…

Мы прошли сразу в тренировочный зал и молча разделись. У него так тряслись руки, что смотреть было неудобно…

— А во времена древних греков и римлян были плавки? — с той еще улыбочкой спросила я.

— Нет… — просипел он и облизал пересохшие губы. — Не было тогда плавок. Они боролись голыми…

— А чем мы хуже? — спросила я, поворачиваясь к нему спиной. — Расстегни, Геночка…

Он холодными руками долго возился, прежде чем рас стегнуть крючки. Я скинула лифчик и растерла ладонями следы от косточек. Потом медленно, глядя прямо ему в глаза, спустила с себя трусы…

— Ну а ты что стоишь?

В его глазах была паника. Наверное, он смущался того, что у него уже стоял…

— Смелей, смелей, Геночка! Девку хуем не напугаешь… — Я нагнулась и сдернула с него трусы. Он словно оцепенел. Он никак не ожидал от меня такой прыти. Пользуясь его замешательством, я взяла его за руку и потянула на середину мата; он послушно шагнул за мной… Потом я потянула его резче и, присев, глубоко просунула руку между его ног резко встала на своих сильных ногах и швырнула его через плечо.

Не знаю уж, какой прием применила я к нему в своем гневе и насколько правильно, только рухнул он со страшным стуком, головой вниз на пыльный мат. Как львица, я кинулась на него и, оседлав, схватила правой рукой за горло, а левой, нащупав его все еще стоящий член, со всего маху села на него…

Наверное, я сделала ему больно. Он вскрикнул и попытался отстраниться. Но я крепче сжала его горло и надвинулась на него до основания, испытав при этом ни на что не похожее сладостное чувство, в котором мести было больше, чем секса.

Я размашисто двигалась, не щадя его. Несколько раз он выскакивал, но я безжалостно ловила его и наезжала на него снова и снова, пока не кончила два раза… Один раз — это была бы только ничья…

После этого я поднялась и постояла, глядя на него, жалко ворочающегося у меня между ног. Я вспомнила, как у Апулея в «Золотом осле» две ведьмы мочатся на лицо бедному Аристомену…

Надо признаться, что я с трудом отогнала от себя эту игривую мыслишку и, перешагнув через него, стала спокойно одеваться.

Вам никогда не угадать, как на все это среагировал этот засранец. Когда я оделась и взялась за ручку двери, он сел на мате и, глядя на свой болезненно и неудовлетворенно стоячий, красный, ободранный член, сказал растерянно:

— А как же я?

— А ты в другой раз, Геночка, — с облегчением вздохнув, сказала я.

7

Я никому ничего не сказала. Он никого не уволил. Я сама подала заявление об уходе, как только мы вернулись в Москву.

Алла все время меня утешала, говорила, что это произошло и происходит со всеми, и совершенно не понимала почему я веселюсь в ответ на ее утешения.

С тех пор я ни разу даже не попыталась обрести счастье в общественной деятельности. В этом смысле Гена оказал на меня определенное влияние.

Он жив и сейчас. И даже всплыл не так давно в мутном политическом водовороте последних лет. Так порой неожиданно всплывает дерьмо по весне…

Разумеется, этого засранца я ни разу не назвала сладким ежиком, а вспомнила только для того, чтобы не сбиться со счета.

Не зря говорится: «Из песни слова не выкинешь».

1

Я встретила его в начале января 1963 года, совершенно пьяного, в кафе «Молодежное» на улице Горького, между площадью Маяковского и Белорусским вокзалом, напротив моего любимого антикварного магазина.

Это кафе было открыто года два назад по инициативе молодежи Академии наук СССР. Тогда как раз пошла мода на разговоры о физиках и лириках, и вот физикам пришло в голову, что не мешало бы им почаще общаться с лириками.

«Молодежное» отличалось от всех остальных точек московского общепита тем, что там существовал общественный совет кафе во главе с председателем и вход был в основном по пригласительным билетам, которые распространялись совершенно неведомым способом среди московской центровой молодежи. Был такой термин. Сейчас эту категорию молодежи назвали бы модной тусовкой.

Кафе часто снимали всевозможные НИИ и КБ. Если же вечер был открытый, то дежурный член совета организовывал какую-то художественную программу. Приглашал известных поэтов, студентов театральных вузов, молодых певцов, чтецов… Почти каждый вечер в кафе играл джаз, причем состав оркестра порой менялся в вечер по нескольку раз. Кроме того, там подавали замечательные легкие коктейли. Самый знаменитый и дешевый был «молодежный».

Я очень любила джаз и ходила туда специально послушать знакомых ребят. До сих пор сохранились в памяти имена: Боря Рычков, Леша Козлов, Толя Кащеев, Боря Фрумкин (каким пай-мальчиком он тогда выглядел, а как играл!), Игорь Кантюков, Костя-тромбонист… О Косте я расскажу попозже…

Само собой разумеется, что каждый член совета, пользуясь случаем, на свой вечер приглашал всех своих знакомых и кучу нужных людей. Попасть тогда в «Молодежное» было так же трудно, как в соседний «Современник» на новый спектакль.

Перед кафе каждый день допоздна томилась терпеливая очередь. И с пригласительным билетом приходилось пробиваться через подозрительных активистов из очереди, долго стучаться в стеклянную дверь, подзывая дежурного члена совета или кого-нибудь из его помощников, распластывать билет по стеклу и ждать, пока там, внутри, в тепле, убедятся, что подпись дежурного подлинная, и пропустят тебя, грудью преграждая дорогу очереди.

Некоторые хитрые дежурные, чтобы не воевать каждый раз с очередью, выпускали посетителей через кухню и служебный вход во двор. Самые же хитрые — к ним относился и Лекочка, состоявший в совете с самого открытия кафе, — и впускали знакомых через двор.

Человек подходил к центральной двери, стучал, его видели, незаметно ему кивали, и он спокойно шел во двор, под арку на улице Фучика.

В «Молодежном» у меня было два любимых места. Это первая оконная ниша справа от низенькой эстрады, где стоял столик, за которым сидели музыканты. Он был всегда переполнен, так как в кафе постоянно находились два-три состава оркестра и музыканты порой менялись даже во время исполнения одной композиции… Одним словом, там шел бесконечный, растянутый на месяцы, прелестный сейшен. Но мне всегда там находилось место, потому что считалось, что я девушка Кости Бахолдина.