Стая - Франк Шетцинг

— Будто только что провалилось, — сказал Эдди. Глаза Стоуна нервно перебегали с места на место.

— А что говорит эхолот?

— Обрыв уходит как минимум на сорок метров. А справа и слева я ничего не могу различить.

— Это значит, что плато…

— Плато больше нет. Оно отломилось.

Стоун кусал нижнюю губу. Год назад здесь не было никакой пропасти. А может, и несколько дней назад ещё не было.

— Спускаемся глубже, — решил он. — Посмотрим, куда оно уходит.

Deep Rover тронулся и стал спускаться вдоль слома. Через две минуты прожекторы снова упёрлись в дно. Оно походило на руины.

— Надо немного подняться, — сказал Эдди. — А то ещё зацепимся за что-нибудь.

В поле зрения попала разорванная труба. Из неё тянулись, поднимаясь вверх, несколько тонких нефтяных нитей.

— Это нефтепровод, — взволнованно воскликнул Стоун. — Боже мой.

— Был нефтепровод, — уточнил Эдди.

Озноб прошёл по коже Стоуна. Он знал, откуда был проведён этот нефтепровод. Они находились на территории фабрики.

Но фабрики больше не было.

Внезапно перед ними возникла раскуроченная стена. Эдди в последнюю секунду успел рвануть батискаф вверх, и они перелетели через её край. Только теперь Стоун увидел, что это была никакая не стена, а громадный кусок морского дна, поставленный вертикально. В луче света плавали частицы осадочного слоя, затрудняя видимость. Потом прожекторы снова упёрлись в поток быстро всплывающих пузырей.

— Господи, — прошептал Стоун. — Что же здесь произошло?

Эдди не ответил. Он обогнул поток пузырей по кривой. Видимость становилась всё хуже. Они потеряли нефтепровод из виду, потом он снова возник, уходя вглубь.

— Ну и течение, — ругался Эдди. — Нас затягивает в газовый прорыв.

Батискаф начал входить в штопор.

— Следуем за нефтепроводом дальше, — приказал Стоун.

— Это безумие. Надо подниматься.

— Фабрика где-то здесь, — настаивал Стоун. — Она вот-вот появится.

— Тут вообще больше ничего не появится. Здесь всему пришёл конец.

Стоун ничего не сказал. Труба перед ними заканчивалась рваной культёй. Растерзанная сталь причудливо изгибалась.

Вокруг них снова засеребрились пузырьки газа.

Стоун сжал кулаки. До него стало доходить, что Альбан был прав. Надо было спустить вниз робота. Но сдаться и отступить ему казалось ещё абсурднее. Он должен всё выяснить! Он не может предстать перед Скаугеном без детального сообщения.

— Дальше, Эдди.

— Вы с ума сошли.

Впервые стало заметно, как напряжён Эдди, — в любой момент перед ним могли возникнуть новые препятствия.

Потом они увидели фабрику.

Точнее говоря, они увидели лишь поперечные стяжки, но Стоун понял, что опытного образца «Конгсберг» больше не существует. Фабрика была засыпана обрушившимся плато — метров на пятьдесят ниже, чем была установлена.

Он вгляделся пристальнее. Что-то отделилось от металлических распорок и двинулось к батискафу.

Пузыри.

Нет, не просто пузыри. Это напомнило Стоуну о колоссальных газовых завихрениях, которые они наблюдали на борту «Солнца».

Внезапно его охватила паника.

— Наверх! — крикнул он.

Эдди отцепил оставшийся балласт. Батискаф рванулся вверх, сопровождаемый гигантскими пузырями. Потом они очутились посреди завихрения и просели вниз. Море вокруг них кипело.

— Блядство! — взревел Эдди.

— Что там у вас внизу? — послышался жестяной голос техника с борта «Торвальдсона». — Эдди? Отзовись! У нас тут странные вещи, наверх поднимается жуткое количество газа и гидрата.

Эдди нажал кнопку ответа.

— Я сбрасываю оболочку! Мы поднимаемся.

— Что случилось? Неужто вы…

Голос техника потонул в громе. Всё шипело и стреляло. Эдди сбросил с батискафа пакеты батарей и части оболочки. Это были аварийные меры, чтобы скорее уменьшить вес. То, что осталось от корпуса батискафа, включая акриловый шар, начало крутиться, всплывая вверх. Потом батискаф содрогнулся от сильного толчка. Стоун увидел, как рядом с ними появился могучий обломок скалы, сорванный и увлекаемый газом наверх. В шаре всё перевернулось. Их задело ещё раз, и пилот закричал. На сей раз они получили удар справа, и этот удар вышиб их из газового пузыря вбок. Батискаф мгновенно обрёл тягу и рванулся вверх. Стоун вжался в кресло, Эдди с закрытыми глазами рухнул на него сверху. По его лицу струилась кровь. Стоун в ужасе понял, что теперь ему не на кого рассчитывать, кроме себя. Он лихорадочно силился вспомнить, как привести батискаф в равновесие.

Нажал кнопку перевода управления на себя, одновременно пытаясь отодвинуть безжизненное тело Эдди. Он не был уверен, функционирует ли винт после того, как оболочка была сброшена. Цифры измерителя глубины бешено скакали, показывая, что батискаф стремительно поднимается. В принципе, было уже несущественно, куда его направлять. Проблемы декомпрессии были этой машине не страшны. Давление в кабине соответствовало давлению на поверхности воды.

Зажглась аварийная лампочка.

Потом выключились все огни. Чернильная тьма окружила Стоуна.

Он начал дрожать.

Успокойся, говорил он себе. Есть аварийный электроагрегат. Но то ли он включится сам по себе, то ли есть где-то кнопка в верхнем ряду. Его пальцы вслепую ощупывали выключатели, а широко открытые глаза пялились в темноту.

Но что это?

Абсолютной темноты не было.

Неужто они уже так близко к поверхности? Последние показания глубиномера — перед тем, как погасли фары, — превышали семьсот метров. Батискаф ещё вне всякой досягаемости дневного света.

Наверное, обман чувств?

Он сощурил глаза.

Свет был голубоватый и такой слабый, что скорее угадывался, чем был виден. Он пробивался откуда-то из глубины и имел форму расширяющейся трубки, задний конец которой терялся в темноте бездны. Судя по всему, источник света находился на изрядном отдалении.

Стоун замер.

Трубка двигалась.

Казалось, воронка вытягивается, в то же время медленно изгибаясь. Стоун неподвижно застыл, пальцы окаменели там, где искали аварийный выключатель. Он смотрел наружу как заворожённый. То, что он там видел, было, без малейших сомнений, биолюминесценцией, отфильтрованной миллионами кубометров воды, взвеси и газа. Но какое же существо, живущее на дне моря и обладающее способностью светиться, могло быть таким невообразимо огромным? Гигантский кальмар? Но это было куда больше любого кальмара. Оно было больше, чем любая самая смелая фантазия о кальмаре.