Затерянный в сорок первом - Вадим Мельнюшкин

Девушке, на первый взгляд, было лет восемнадцать. Одета она была в белоснежный сарафан, отороченный поверху и понизу крупным красным рисунком. Рукава были украшены подобным же узором, но только рисунок был мельче. Длинная русая коса, переброшенная на грудь, спускалась почти до колен, на голове же красовался венок, сплетенный из крупных белых и красных цветов. Только внимательно взглянув в ее глубокие голубые глаза, заодно заметив мелкие морщинки возле них, можно было догадаться, что женщина старше. Вот только на сколько, понять нельзя.

– Что, не узнал? – женщина улыбнулась задорно, но чуть грустно. – А знаешь, как девушке обидно, когда ее не узнают, особенно после такого краткого, по крайней мере на ее взгляд, расставания?

– Извини, но у меня возникли некоторые проблемы с памятью.

– Угу, после такого еще легко отделался, – она горестно, но чуть наигранно вздохнула. – Ладно, не буду тебя в этот раз мучить. Я Доля. Не пытайся, все равно сейчас не вспомнишь. Может, потом…

– Спасибо, Доля. Что я тут делаю?

– Ты пришел по моей просьбе. Ну, как пришел – я позвала, а воспротивиться ты не смог.

– А зачем звала?

– Вот какие же вы мужчины… Может, посмотреть захотелось. Что, жалко?

– Нет. Ты красивая, мне тоже нравится на тебя смотреть.

– Что? Комплимент? Что это случилось с нашим брутальным мачо? Оказывается, иногда даже с виду неприятные вещи могут идти на пользу. Расскажу Маре, она обхохочется.

Ничего не понимаю, но, похоже, моя собеседница не собирается ничего объяснять. Ну что же, и я напрашиваться не собираюсь. Нет, если бы почувствовал, что она готова хоть что-то рассказать, то попытался, но не чувствую.

– Молодец, правильно не расспрашиваешь. Помнишь. Все, что надо, узнаешь – не меньше, но и не больше. Сестренка вспомнила о тебе.

– Сестренка?

– Ну да, Недоля. Ты всегда был слишком активным мальчиком, Мара говорит, что даже гиперактивным. Вот и обратил снова на себя внимание, а может, ей кто и намекнул. Она же всегда была помешана на Равновесии. Не беспокойся, ты ей все же тоже нравишься, поэтому она не станет нивелировать твою прошлую удачу, но с этого момента станет приглядывать. А внимание Недоли, сам понимаешь…

– То есть халява кончилась?

– Ох, уж эти твои выражения… Нет, халява не кончилась, просто за нее теперь платить надо…

Женщина горько засмеялась и пропала.

Опять! Что это, схожу с ума? Петр Петрович, который Кащенко, мир его праху, наверное, моим случаем заинтересовался бы. Еще бы, он все больше с Наполеонами и Петрами Первыми дело имел, а у меня целый выводок богов наклевывается. Сначала Морана, теперь Доля да на сестренку свою намекает. Ладно, хватит панику разводить. Скорее всего, это сработал анализ моих страхов, моего опасения, что время, отведенное на удачу, заканчивается. А то, что на меня обратили внимание, я и так догадываюсь, а после сегодняшнего еще больше обратят и еще больше обозлятся. Правда, не боги, а значительно более неприятные существа. Те, что ходят в черных мундирах и кричат «хайль Гитлер». Но зато в отличие от богов они смертны. Я точно знаю. Сам убивал.

* * *

– Старшина, давайте подведем итоги. Что мы поимели с гуся?

– Так, начну с вооружения. Пистолетов разных – двадцать шесть штук, маузеровские карабины и винтовки – шестьдесят две штуки, пулеметы тринадцатой модели – три штуки, все под ленточное питание, четыре автомата. Это вместе с разгромленной подмогой. Кроме того, на аэродроме захвачены две тридцатисемимиллиметровые зенитные пушки, Вальтер назвал их «Флак восемнадцать». Кроме того, с самолетов сняты десять пулеметов винтовочного калибра, пять крупнокалиберных пулеметов – три по тринадцать миллиметров и два по пятнадцать и одна двадцатимиллиметровая пушка. Большая часть авиационного вооружения требует переделки и изготовления станков или других видов крепления.

– А что с боеприпасами? – продолжал я допытываться, пытаясь осознать, что же мы все же приобрели.

– К пистолетам и автоматам примерно шестьсот пятьдесят патронов, винтовочных больше восьми тысяч, четыре с половиной тысячи сняли только с самолетов, но там боеприпасы особые, в том числе бронебойные и зажигательные. К тринадцатимиллиметровым пулеметам тысяча двести, к пятнадцатимиллиметровым четыреста – тоже специальные, хотя бывают ли там другие, кто знает. К двадцатимиллиметровой пушке семьдесят пять снарядов, к зениткам двести восемьдесят.

– Неплохо, – улыбнулся Матвеев.

– Угу, а теперь поделите это все на пятьсот человек, – капитан был отнюдь не в восторге от таких на первый взгляд больших цифр. – По двадцать патронов на человека?

– Да, – Жорка дернул себя за мочку уха, – не разжиреешь. А потратили сколько, старшина?

– Считай, пять сотен.

– Когда успели?

– Вы все успеваете – на вас ни жратвы, ни патронов не напасешься. Бой на аэродроме – три сотни патронов долой, засада на немцев – еще две, да та группа, что полицаев ходила в Борки пугать, два десятка сожгла.

– Кстати, а как в Борках все прошло? – спрашиваю Калиничева.

– Нормально. Говорят, пришли, несколько пуль полицаям в окна засандалили и отошли. Тем, естественно, не до ночных прогулок стало.

– Ясно, что еще ценного в хозяйстве образовалось?

– Продуктов захватили, но немного, нашей ораве и на неделю не хватит, немного же медикаментов и перевязочных материалов, зато бензина, считай, четыре тонны, но он авиационный – на авто клапана прогорать будут, но вряд ли машины именно от этого испортятся.

Да, тоже так думаю, не факт, что немцы нам вообще скоро позволят с комфортом кататься.

– Еще две бочки керосина, ну и прочая бытовая мелочь – ложки, плошки, поварешки. Электростанцию забрали, слава богу, что она на колесном ходу была. Радио-станцию, с ней сейчас Кондратьев разбирается, сказал, что и рации с самолетов вполне можно к делу пристроить, только у них диапазон пожиже. Что это, я, честно, не понял.

– Вот, вспомнил. Мне показалось или бойцы крышу разбирали?

– Не показалось, железо там хорошее было, на землянки пойдет, а то текут с обычным дерном. Еще одежка кое-какая, в основном форма, хорошо ее штопать и отстирывать не надо – вражины не успели надеть, а мы соответственно попортить. Инструмента много, в том числе и шанцевого, даже не знаю, куда девать. На обмен бы с крестьянами что пустить, но опаска есть, как бы немчура не прознала – по его виду понятно, что не наш. Бронестекла много взяли, но вроде не особенно оно и бронированное – ну на что-нибудь пойдет. А вот настоящая броня тоже есть – пару десятков листов сняли, остальное некогда было, но это так, у нас еще и щитки от «максимов» без дела лежат. Проводов и труб много надергали, да и еще масла немало слили, жаль не постное, а машинное, тоже две бочки вышло.