Затерянный в сорок первом - Вадим Мельнюшкин

Объяснил лейтенанту и стрелку, что их жизнь зависит от того, насколько хорошо они будут помогать нашим бойцам в разграблении их самолетов. Несогласных, что неудивительно, не оказалось. Немцы к порядку привычные – попал в плен, выполняй приказы и не рассуждай.

Три десятка бойцов под управлением нашего немца Вальтера и при помощи двух бывших военнослужащих Люфтваффе отправились раздевать летающие машины. А вокруг, как всегда, царил бардак.

Начинающийся пожар уже затушили и разбирали развалины бывшей казармы. Пару раз прозвучали выстрелы. Еще раз выстрел прервал начинающийся на слове «нихт» крик. От остальных пленных особого толку не было – обычная аэродромная обслуга, пара рядовых, пара сержантов. Отправил их в помощь разбирающим самолеты.

– Георгий, – окликнул пробегающего мимо Байстрюка. – Рацию глянул?

– Ага. Вроде цела, по крайней мере, дырок нет. Сейчас мужики ее пакуют.

– Осторожно!

– Да понятно.

– Капитан ушел?

– Да, они сразу снялись и убежали.

Нефедов со своими людьми после окончания боя должен был пойти на усиление засады, что блокировала дорогу с южного направления, откуда был наиболее вероятен подход помощи противнику. Хотя помогать и некому, но немцы-то об этом не знают.

Пока допрашивал пленных, на взлетное поле въехали три машины и тут же разделились – одна направилась к складу, вторая к казарме, а третья к стоянке самолетов. Тут же появился и наш гужевой транспорт.

Склад не порадовал, я рассчитывал на большее – такое огромное помещение, а занято меньше чем на четверть, да и то в основном какие-то колеса и металлические конструкции непонятного назначения.

– Есть что ценное? – спросил распоряжавшегося здесь Егоршина.

– Консервы, крупы, патроны, снаряды к пушкам зенитным. Парашюты нашли, с десяток. Запчасти еще какие-то, решили их немцам не оставлять – хоть в болото свезем сбросим. А так – бедно живут.

– Сержант, тут шоколад и пойло немецкое, – вдруг раздалось из угла.

Похоже, бойцы до летных пайков докопались.

– Ладно, давайте здесь споро. Время – жизни.

На улице перехватил Кошку:

– Что, старшина, небогатые немцы нам достались, похоже, быстро все выгребем.

– Вот уж не знаю, командир. Вон главная проблема, – указал тот на стоянку. – В них же чего только нет. И оружие, и рации, и провода всякие, да и сам металл со стеклом бронированным. Народ даже кресла отвинчивает – уж очень они удобные. Опять же топлива больше тридцати бочек, и это мы еще с самолетов не сливали. Конечно, все сливать не будем, что-то и гореть должно, но все одно много выйдет.

– Хорошо, работайте. Все сможем унести?

– Все унести никогда нельзя, – философски заметил старшина. – Но надо стараться. Что не съедим, то понадкусываем.

Людской муравейник прямо кипел – все что-то несли, тащили, волокли. Трое бойцов то ли снимали с радиорубки антенну, то ли отдирали металл с крыши, а может, и совмещали. Мимо группа из десятка человек пронесла, с матами, какие-то ящики – почему не погрузили на телегу или машину, непонятно, но раз волокли на горбах, значит, смысл в этом есть. Наверное.

Прошло примерно где-то еще около получаса, когда на юге ночную тишину разорвали звуки выстрелов и взрывов. Перестрелка длилась минут пять, после чего сошла на нет. Еще через десять минут явился конный вестовой, как не боится верхами по такой темноте шастать, и доложил, что немцы, потеряв убитыми около десяти человек, отошли. Удачно попали в минную засаду, перестрелка же, скорее всего, результатов не дала, но противник устрашенный дал деру. У нас нет даже раненых. Вот же я идиот, так и не поинтересовался нашими потерями на аэродроме.

Отпустив вестового, нагрузив предварительно ценными указаниями, которые, в общем-то, на фиг никому не нужны, отправился к месту, где горело несколько фонарей, но особого ажиотажа не отмечалось. Как и думал, оказалось нечто вроде полевого перевязочного пункта.

– Геращенко, что у вас?

– Трое раненых. У одного пулевое навылет в районе ключицы, несложное. Двоих осколками гранаты посекло, одного здорово. Мне бы телегу, нужно лежа транспортировать.

– Может, лучше на машину?

– Машины наверняка с перегрузом пойдут, застревать будут, к тому же тряска сильная, а так мы потихоньку – я рядом пойду.

– Как скажете, вам виднее.

Опять малой кровью обошлись. Повезло, вот только надолго ли? Вообще все странно – на фронте у немцев чаще всего все получается, хотя и не везде, от Ленинграда они войска отводят, так его и не взяв, а вот здесь у нас все получается на загляденье. Не понимаю, а все, что не понимаю, – опасно. И планирование у нас на самом примитивном уровне, и бардак тот еще, но мы бьем немцев и достаточно удачно уходим от их ответных ударов.

То есть причины придумать для этого можно. Вот так с ходу: здесь почти сплошь тыловики к нормальному бою не приспособленные, хотя мы и с эсэсовцами справлялись, но только тогда, когда те попадали в засаду, а нас было больше. Ну, или столько же. Причина? Причина. Следующее: сейчас мы делаем то же, что и немцы на фронте, – концентрируем силы и бьем там, где нам выгодно. А почему прекратили получать противодействие? Тут, скорее всего, причин несколько: первая, смогли частично уничтожить, частично нейтрализовать те силы немцев, что они могут выделить конкретно на этот участок, вторая, противник, вероятно, считает, что сможет закончить войну в ближайшее время, оттого и концентрирует все силы против Москвы.

В чем-то они правы – закончи войну, и все наши потуги никому не нужны, но в то же время не могут же они не понимать, что потеря Москвы – это не конец войне. Странно и непонятно, а про непонятно я уже говорил. Ладно, не до того сейчас, позже попробую обмозговать.

Уходили тяжело нагруженными, даже мне достался какой-то мешок, точнее, я сам его взял. Старшина настойчиво предлагал и обратно на машине отправиться, но смысла в этом особого не было: за оставшееся темное время автомобили до базы отряда не дойдут, да мы на это и не надеялись, подготовив для них хорошее укрытие в болотах у Больших Жарцов. Знаток немецкого языка там был, так что автоколонну из четырех автомобилей спихнул на Тихвинского, а сам почапал с отрядом. Нет, конечно, чистого, хоть и слегка грязного, грузчика я изображать не пытался – в охранении от меня толку больше, потому и груз я только половину времени тащил, а вторую половину шастал по кустам, натаскивая к этой работе бойца из нового набора. Фамилия у него была Кушенко. Сам невысокий, худой и лопоухий, но утверждал, что лес знает. Вроде и правда в лесу не первый раз – в муравейник не залез ни разу и о деревья головой не стучится, но ходить нормально все одно не умеет, смотреть тоже, но орел. Так и хотелось двинуть в ухо, когда он в третий раз, невзирая на приказ молчать, полез с вопросами, хорошо хоть шепотом. С кем приходится работать!

Уходили опять четырьмя разными маршрутами. Наша колонна к рассвету сделала километров десять, но ноги все еле таскали. На привал расположились в редком лесочке. Только расставил посты и вернулся к основному отряду – рухнул как подрубленный.