Маледикт - Лейн Робинс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не тревожься, — сказал Арис, опускаясь на скамейку в совершенном изнеможении. — Нынче ты в выгодном положении: к тебе обращается с просьбой сам король. — Арис похлопал по скамейке рядом с собой.
Маледикт скользнул к нему и присел на край, на вырезанные в камне виноградные лозы.
— Вы хотите женить меня?
— Все мужчины должны жениться, хотя бы для того, чтобы взглянуть на себя со стороны. Женившись на Авроре, я изменил взгляд на себя самого и свое королевство. Под ее опекой я увидел свой двор таким, каким он был — упадочным и жестоким. Я понял, что моих подданных больше волнует мода, чем положение в стране. Мы привыкли говорить, что во всем подражаем Итарусинскому двору, но подражание наше — чисто внешнее. Итарусинские аристократы соперничают и убивают, но поддерживают единство королевства, тогда как мой двор… занят лишь развлечениями.
Король вздохнул. В ночном воздухе вздох показался невероятно громким, винные пары из уст короля — пьянящими, как само вино.
— Аврору боготворили. Она понимала, что так дальше продолжаться не может, и я изменился. Однако мои попытки изменить и двор не имели успеха.
— Таких дураков, как при вашем дворе, легко вести за собой, — проговорил Маледикт. — Они словно стадо баранов.
Арис засмеялся.
— Я всего лишь король, а не бог. — Смех растаял, уступив место горечи. — И если другие короли могут подражать богам и делать свою волю волей своего народа, я слишком хорошо осознаю, что я лишь человек. Зато я понимаю Баксита, который взглянул на Свой собственный двор, и отчаялся, и принудил богов кануть в небытие. Я мог бы сделать то же самое, если бы не Адиран, не другие невинные, которые неминуемо пострадают. Прекратить борьбу и позволить нам пасть…
Маледикт поежился. Лицо Ариса, столь похожее на лицо Януса, застыло, как непроницаемая мраморная маска.
— Если бы не любовь… — сказал Арис, беря Маледикта за подбородок; голос его сделался совсем тихим от усталости. И тут он приник к губам юноши своими. Голос короля звучал неуверенно — поцелуй же оказался яростным. Маледикт почувствовал, как эта ярость заставила Ани съежиться. Арис не просто жаждал плотских наслаждений — он предпринимал отчаянную попытку разогнать тоску, ускорить бег крови в жилах.
Язык Ариса, пахнущий вином, скользнул по языку Маледикта. Смятение юноши росло. Он оттолкнул короля — резко, грубо. Разум его занимал один-единственный вопрос: хватит ли белладонны, оставшейся во рту, чтобы убить короля?
Маледикт упал со скамейки. От страха и волнения он ни слова не мог вымолвить.
Юноша стоял на коленях на холодном, влажном камне, молча ожидая; его бойкий язык присох к нёбу, бравада улетучилась, он уперся взглядом в переплетающиеся лозы каменного винограда.
— Это колдовство, — проговорил Арис. — Оно питает твое очарование. Только мне сдается, я сам его создал.
В голосе короля звучало одно лишь отчаяние, и ужас чуть ослабил хватку на позвоночнике Маледикта.
— Арис, — выдохнул Маледикт.
— Тише. — Арис прикрыл рот Маледикта ладонью — и тут же отнял ее, словно боясь, что желание вновь охватит его. — Я покончу со всей этой нелепицей и попрошу тебя об одолжении. Леди Амаранта боится тебя. Страшится твоего взгляда на своем животе — до умопомрачения. Я бы хотел, чтобы ты не появлялся при моем дворе, пока она не родит.
— Вы отправляете меня в ссылку? — спросил Маледикт, прилагая все усилия, чтобы его голос звучал как можно беззаботнее, пытаясь снова стать самим собой. Ведь он же — Маледикт, сама невозмутимость, темный рыцарь. С чего вдруг усталый король и поцелуй отчаяния так смутили его? — Из-за каприза женщины? Вы и впрямь мягкий человек.
— Это ребенок моего брата, — сказал Арис. — Будущее Антира.
— Я выполню вашу просьбу, — проговорил Маледикт, вставая и отступая к балюстраде. — Только знайте, Арис. Не нужно было просить моего согласия. Вы вполне могли его потребовать.
Не дожидаясь позволения уйти, Маледикт перепрыгнул через балюстраду и оказался на нижней террасе сада; оттуда он кинулся назад к конюшне, к Джилли, который сидел, теребя в руках ремни и пряжки сбруи.
— Так скоро? — удивился он, не поднимая головы.
— Да. — Маледикт прислонился к поросшей мхом стене и закрыл глаза, перестав сопротивляться действию белладонны. И тогда она вознесла его в темные тучи над головой, и он увидел город с высоты вороньего полета. Город крутился, как волчок. Маледикт не пожелал бы оказаться в карете, которой правит человек с такими же, как у него теперь, видениями. «Бедный Арис, — пробормотал он, с какой-то отрешенной грустью думая о короле. — Если бы я только мог быть уверен, что родится девочка…»
— Мы ждем Януса? — спросил Джилли, продолжая возиться с упряжью.
— Нет. Ему нужно добиться, чтобы Амаранта покинула бал. Меня изгнали, — сказал Маледикт, сползая по стене и пытаясь замедлить скольженье. Наконец он почувствовал, что сквозь шелковую рубашку просочилась влага. Вот так же остро он мог бы сейчас чувствовать близость Джилли — или Ариса. Джилли все говорил и говорил что-то, а Маледикт слышал лишь успокаивающее журчание его голоса и смотрел, как в промежутках между взмахами ресниц приезжают и уезжают кареты.
— Ну же, поехали, — пробормотал Джилли в самое ухо юноше, поднимая его на ноги. — Ты задремал и даже проспал момент, когда вышла Амаранта. Нам лучше уехать, прежде чем ее кучер заметит, что мы тут притаились… Мэл, тебя всего трясет! — Спокойствие Джилли вмиг улетучилось.
Мысли путались в голове у Маледикта, давя в горле попытку сказать что-то успокаивающее.
— Это противоядие так действует?
И снова ответ Маледикта умер, не родившись. Маледикт хотел сказать, что действие белладонны сильнее, чем он думал, а противоядие — не столь эффективно, как он ожидал, и что обиженная Ани отказала ему в помощи, но…
Держа ладонь на рукояти меча, Маледикт побрел к карете. Джилли подхватил его, что-то сказал, однако его слова заглушил шум крови в ушах Маледикта. Джилли усадил друга в карету, подоткнул со всех сторон тяжелый плед и захлопнул дверцу.
— Ани, — шепотом позвал Маледикт. В ответ в его сердце, в животе, в костях послышалось одобрительное шуршание крыльев. Маледикт улегся на сиденье, завернувшись в грубое кожаное пальто Джилли. Убаюканный плавным ходом кареты, он скользнул в мир галлюцинаций.
Ани пробилась сквозь его ребра, рассекла воздух длинными перьями, воспарила над каретой, рассекая ударами крыльев холодные ветры. Она поднялась над широкими улицами, что вели к дворцу, Она смотрела, как движутся кареты, подобные ярким жучкам, и наконец узрела Свою цель — лазурную карету, отделанную золотом, которая катила прочь из города. Не беда, что тьма окрашивала карету в черный — Ани больше полагалась на свое чутье, чем на зрение.
Как же, должно быть, напугана графиня, злорадствовала Ани, если осмелилась предпринять ночное путешествие до Ластреста с усталым кучером. По бокам кареты ехали четверо гвардейцев на серых кобылах и Данталион на гнедом жеребце, призванные охранять безопасность Амаранты.