Маледикт - Лейн Робинс

— Ади был гораздо крупнее, — произнес Арис. Женщина открыла было рот, но промолчала. Ребенок сосал молоко. В углу детской Ади играл с Хелой, не проявляя ни малейшего интереса ни к новому малышу, ни к тому, что теперь его права на трон под большим вопросом.

— Говори, если хочешь, — разрешил Арис.

— Ваш сын родился в срок, а этот, такой маленький… Чудо, что он вообще выжил. — Она принялась качать ребенка. Крошечные губки раздвинулись, показывая розовые десны и перепачканный молоком язычок.

— Он должен быть полноценным. — Голос Ариса дрогнул на последнем слове. Он гадал, не окажется ли дитя его брата еще одним Адираном. Здоровое тело — и слабый ум. Стоя теперь возле колыбели, он не мог решить, что было бы лучше. Ему нужен наследник, ребенок в здравом уме с безупречным происхождением. И все же… если мальчик окажется неполноценным, ему ничего не грозит. А Арис, который видел разбитую карету, искромсанную будто когтями, тело кучера со сломанным позвоночником и вспоротый живот Амаранты, знал, что опасность более чем реальна.

Арис сбежал в детскую, сбежал прочь от кошмара, от диких, невообразимых подробностей из доклада Джаспера. Едва рассвело, Данталион явился с ребенком на руках — окровавленным, но живым. Джаспер внес в залу и с почтением положил на пол тело Амаранты. Ее прекрасное лицо было пустым, в открытых глазах застыло безумие.

— Он не стал ждать, сир. Не стал ждать, выживет она или умрет. Он просто разрезал ей живот и забрал ребенка. И оставил ее тело валяться на дороге словно отбросы.

Поначалу Арис почти боялся взглянуть на ребенка — вдруг слова Джаспера непостижимым образом оставили на нем клеймо? Но малыш смотрел на мир ясными, чистыми глазами. Арис вспомнил тот слишком краткий миг, когда Аврора с улыбкой протянула ему Адирана. Они еще не знали, что она умирает. Не знали, с какими изъянами родился Адиран.

Арис робко коснулся мягкого черепа ребенка, обнял его ладонью, теплый и пульсирующий. Этим моментом он был обязан решительности Данталиона — и все же не мог доверять ему. Вчера вечером — всего лишь вчера вечером! — он слышал, как Данталион превозносит систему отбора детей, заведенную в Итарусе. Итарусинцы оставляли жизнь только совершенно здоровым младенцам, тех же, что рождались с недостатками, швыряли в ледяное море. Арис подумал о своем ласковом Адиране — и поспешно покинул залу.

— Сир. — Джаспер, едва увидев спящего младенца, понизил голос. Следом вошел Эхо, стараясь не смотреть на залившуюся румянцем кормилицу.

— Вы установили причину происшествия? — спросил Арис; впрочем, он прослушал половину ответа, увлеченный изучением тонких венок на веках малыша.

— Кучер испугался… потерял управление, хотя почему… — говорил Джаспер.

— Мы допросили конюхов, — сказал Эхо. — И обнаружили серебряную нитку в пустом стойле. Возможно, эта нитка от вышивки.

— Что почти ни о чем не говорит, — подхватил Джаспер. — Нитка может оказаться с ливреи, а то и с платья какой-нибудь шаловливой знатной девицы. Нынче серебро в моде…

— И моду на него ввел Маледикт, — проговорил Эхо.

Арис осторожно взял ребенка из рук кормилицы. Малыш не замедлил ухватиться за его большой палец. Арис улыбнулся.

— Крепкая хватка. По-моему, я уловил проблеск понимания в его лице.

— С ребенком все в порядке, — заверила кормилица. — Конечно, он маловат — но при хорошем уходе быстро наверстает.

— Верно, — сказал Арис. В нем боролись радость и тревога. Наследник. Освобождение от тяжкой ноши. Однако оставить прекрасному ребенку такой двор…

За его спиной голоса Эхо и Джаспера становились громче — спор принимал серьезный оборот.

— Говорю вам, можете не обвинять в случившемся вашего фаворита, — утверждал Джаспер. — Нельзя винить в смерти человека, которого даже не было при дворе.

— А вы, полагаю, видите здесь вмешательство черной магии? — фыркнул Эхо. — Ваша Безумная Мирабель прокралась на территорию дворца, причем в том же самом бальном платье, и отравила кучера с помощью заклинаний? И с их же помощью она от вас ускользнула? Придумайте что-нибудь поновее.

— Быть может, если бы вы согласились делиться с моими людьми информацией, полученной из ваших источников… — заметил Джаспер. — Мы уверенно чувствуем себя во дворце и на главных улицах города. Переулки и Развалины — дело ваших Особых отрядов, а ведь и им не удалось обнаружить Мирабель. Впрочем, она здесь ни при чем. Полагаю, вы должны признать…

— Вам я ничего не должен, — огрызнулся Эхо.

— Нужно проверить все версии. Амаранта боялась… — Джаспер вздрогнул под внезапным и пристальным взглядом Ариса.

— Кого боялась? — спросил Арис.

— Более чем одного человека, — договорил Джаспер, избегая смотреть в глаза королю.

— Вашего незаконнорожденного племянника, — смело договорил Эхо. — Вашего последнего советника. Она боялась Януса, и все же я полагаю, что все нити ведут к Маледикту.

— Эхо, до вас, кажется, долго доходит. Маледикт не был на балу, — сказал Джаспер.

Арис положил ребенка; в горле вдруг застрял холодный ком. Он с силой выдавил слова; словно замороженные, они едва смогли донести довод до его собеседников.

— Он был там. — Арис качал колыбель, вспоминая шершавый шелк губ Маледикта на своих. — Я видел, как он вышел со стороны садов и конюшни.

Джаспер и Эхо разом замолчали и уставились на короля.

— Я сам видел Маледикта — взгляд безумный, а поведение… — Арис умолк, понимая наконец, каким глупцом был. Король опустился на обитую бархатом скамью, на которой любил дремать Ади, и закрыл глаза руками. В фигуральном смысле он закрывал глаза и на смерть Критоса, и на смерть Ворнатти — быть может, потому, что оба — погрязший в долгах игрок и старый распутник — были не жильцы.

Даже когда пал Ласт, Арис искал других врагов, глядел в темные глаза и утешал себя постыдной мыслью, что, возможно, брат сам был отчасти виноват в собственной смерти. В конце концов, все знали о вражде Ласта и Маледикта. Возможно, Маледикт лишь защищался. Арис даже предположил, что со смертью Ласта юноше больше некого будет ненавидеть, и злоба его исчезнет.

Но ведь король прекрасно знал: к ненависти привыкают. Почему он не допускал и мысли о виновности Маледикта? Почему покорно принял ненавязчивый шантаж юноши, поверил, что его просто нужно отвлечь от скандала? Арис даже, прости его Баксит, был склонен расценивать происходящее между ними как состязание в остроумии.

— Эхо, — сурово проговорил король. — Вы обвиняете Маледикта. Каковы, по-вашему, его мотивы? — Возможно, Арис и был дураком, но он умел учиться.

— Мотив один, сир — Янус, — ответил Эхо. — Все, что делает Маледикт, он делает для Януса. — Эхо поднял руку, отметая возражения Ариса. — Я не уверен, что Янус понимает, с какого рода человеком связался.

— Янус, — проговорил Арис, — один из моих советников и мой племянник. Ровня тебе по положению. Янус ни разу не давал мне повода усомниться в нем. Быть может, он просто, как и я, слишком легковерен.