Каста мимов - Саманта Шеннон

Он растворился в тумане. Где-то в цитадели зазвонил колокол.

В логове нас никто не встретил. Джексон Холл заперся в кабинете, врубив «Пляску смерти» на полную мощность. Поднявшись по лестнице, мы с Элизой на цыпочках прошмыгнули каждая в свою комнату. Я ждала, что вот-вот раздастся стук в стену, но, к счастью, пронесло.

Тихо как мышка я стала готовиться к битве. Приняла душ, достала из шкафа сшитый Элизой наряд, потом плюхнулась на кровать и попробовала вселиться в паука, раскинувшего свои тенета на окне. После двух людей, птички и оленя завладеть крошечным существом оказалось легко. Внутри обнаружился лабиринт, сплетенный из тончайшего шелка.

На шестой попытке удалось сохранить в голове крупицу сознания – достаточно, чтобы не упасть. Руки судорожно цеплялись за подоконник, ноги подкашивались, затылок бился об стену. Изрыгая проклятия, я прижала к лицу кислородную маску и принялась жадно вдыхать воздух.

Если на битве ничего не получится – конец. Во время прыжка тело останется уязвимым, меня просто-напросто убьют. От эмита удалось отделаться легким испугом и парочкой царапин, но для восстановления лабиринта нужно как следует выспаться. Я погасила лампу и калачиком свернулась под одеялом, слушая, как проигрыватель, поскрипывая, выводит «A Bird in a Gilded Cage»[11].

Даже не знаю, где окажусь послезавтра. Точно не в Севен-Дайлсе, не в этой комнатке. Может, буду парией скитаться по улицам. Или править Синдикатом.

Если не упокоюсь в эфире.

За окном маячил одинокий лабиринт. Во дворе под кроваво-красным небом сидел Джексон. В халате, брюках, ярко начищенных туфлях, трость лежит на скамье.

Наши взгляды встретились. Джекс поманил меня пальцем.

Через пару минут мы уже сидели вдвоем. Его глаза неотрывно смотрели на звезды. Свет вспыхивал и переливался в глубине зрачков, придавая взгляду таинственность.

– Здравствуй, лапушка.

– Привет. Ты же вроде хотел устроить собрание.

– Устрою чуть позже. – Он хлопнул в ладоши. – Как тебе наряд?

– Шикарно.

– Рад, что понравилось. Наша Элиза заткнет за пояс лучших лондонских портних. – Его глаза вспыхнули в звездном свете. – Ты в курсе, что у нас сегодня знаменательная дата? В этот самый день ты стала подельницей.

Точно. Сегодня же 31 октября. Совсем из головы вылетело.

– В этот день ты получила первое серьезное задание, хотя раньше была обычной девочкой на побегушках. Готов поспорить, тебе до зубовного скрежета надоело таскать подносы и разливать чай. Так?

– Так. – Я не сдержала улыбки. – Особенно при твоей привычке пить чай литрами.

– Я специально испытывал твое терпение! Как сейчас помню, в Четвертом секторе Первой когорты тогда разбуянились два полтергейста, Сара Метьярд с дочкой[12], модистки-убийцы. Вы с доктором Найгардом поработали на славу. Помнишь, что случилось после, когда ты явилась ко мне с добычей? Я повернул тебя к колонне и показал на солнечные часы, обращенные в сторону Монмаут-стрит, и сказал…

– «Смотри, лапушка! Это все твое. Улица, дорога – все для тебя», – подхватила я.

Это был самый счастливый день в моей жизни. Мне удалось заработать похвалу Джексона, стать его протеже – о большем и мечтать нельзя.

– Верно, лапушка. Совершенно верно. – Он немного помолчал. – Никогда не был игроком по натуре. Никогда не верил в удачу. При всех различиях, мы – «Семь печатей». Эфир соединил нас через моря и океаны, вопреки всяким законам логики. И это не случайность. Это судьба. Для Лондона близится Судный день.

Джексон зажмурился в предвкушении. Задрав голову, я смотрела на звезды и жадно вдыхала ароматы ночного города. Пахло жареными каштанами, кофейными зернами и костром. Это был запах огня, жизни и новых свершений. Запах пепла, смерти и неминуемого конца.

– Да, – кивнула я.

Судный день.

Или день больших перемен.

1 ноября 2059 года

Часы в Лондоне пробили одиннадцать. В здании перевалочного пункта погасили свет, но глубоко под землей, в лабиринте катакомб Камдена, все было готово к четвертой в истории Синдиката битве за власть.

Мы с Джексоном приехали на частнике и высадились во дворе. Для битвы главари и королевы мимов обычно наряжались в цвета своей ауры и подельников одевали под стать, но Джексон наперекор всем предпочел черно-белую гамму. («Лапушка, я скорее станцую вальс с Дидьеном, чем напялю оранжевые тряпки!»)

Мою прическу поддерживала замысловатая заколка, сплетенная из лебединых перьев и лент. На губах черная помада, веки подведены сурьмой (спасибо Элизе!). Волосы Джекса лоснились от масла, в глазах – белые контактные линзы, как, впрочем, и у меня. На голове цилиндр с полоской белого шелка на тулье. Единый тон в одежде означал, что мы в любой момент можем выйти на ринг вместе – как главарь мимов и подельница.

– Времени еще целый час, – заметил Джекс, одернув лацканы.

Остальные «Печати», тоже в черно-белом, прибыли на другой машине. Еще двадцать ясновидцев из нашего сектора, горячо болеющих за Джексона, ждали во дворе. Группа поддержки стояла чуть поодаль, занятая болтовней.

– Мы с тобой, Джекс, – торжественно объявила Надин.

– Точно. – На лбу у Зика выступил пот, но он улыбался. – С тобой до победного конца.

– Спасибо, друзья мои. – Джексон хлопнул в ладоши. – Мы вдоволь наговорились ночью, теперь за дело. Пусть эфир улыбнется Четвертому Первой.

Мы спустились по лестнице к двери катакомб. Пес куда-то делся, но нечитаемая охранница во всем черном была на посту.

– Шоу выйдет знатное, – шепнул Джекс мне на ухо. – Цитадель его долго не забудет, помяни мое слово.

От страха кожа у меня покрылась мурашками.

Пристально оглядев нас, охранница кивнула. Парами мы переступили порог.

С каждым шагом дышать становилось все труднее. Меня так и подмывало обернуться, но вход в подземелье уже скрылся из виду. Вот куда никак не хотелось возвращаться, так это в логово Старьевщика, где со стен свисают цепи и кандалы, где люди пропадают без вести. Если он добьется своего, мне не выбраться отсюда живой. Я жадно ловила ртом воздух, но он застревал внутри, не попадая в легкие. Джексон успокаивающе сжал мне руку:

– Не переживай, Пейдж. У нас все шансы победить.

– Знаю.